Восстал он против мнений света один…
Пушкин… Его творчеством и самим именем наполнена наша жизнь с раннего детства. Сегодня уже просто невозможно представить, что в нее могли бы не войти царь Салтан, Онегин, Борис Годунов и многие другие герои его блистательных произведений. Пушкин – это целый мир: необъятный, радостный, тревожный и печальный…
И каждый год десятого февраля – в день, когда не стало Пушкина, эта печаль ощущается особенно явно. «У нас часто сжимается сердце при мысли о Пушкине: праздничное и триумфальное шествие поэта… слишком часто нарушалось вмешательством людей, для которых печной горшок дороже Бога, – отмечал в свое время Александр Блок. – Мы знаем Пушкина – человека, Пушкина – друга монархии, Пушкина – друга декабристов. Все это бледнеет перед одним: Пушкин – поэт. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийств, мучителей и мучеников жизни… И рядом с ними – это легкое имя: Пушкин».
Монахи Святогорского Свято-Успенского монастыря в Пушкинских Горах ежедневно поминают «приснопамятного убиенного Александра». А 10 февраля день поминовения, конечно, особый. Если придешь сюда не во время богослужения и не тогда, когда храм переполнен экскурсантами, можешь услышать много интересного от здешних священнослужителей. Нам указали место, где стоял гроб с телом Александра Сергеевича, рассказали о служившейся панихиде.
Правда, нынешние монахи – в основном молодые люди. И они сами знают обо всем из церковных архивов или воспоминаний современников поэта. Точное описание событий тех скорбных дней находим в записях Екатерины Осиповой – младшей дочери близкого друга Пушкина – Прасковьи Александровны Осиповой, хозяйки усадьбы в Тригорском: «…О дуэли мы уже слышали, но ничего путем не знали. В ту зиму морозы стояли страшные. Такой же мороз был и 15 февраля 1837 года… Вдруг видим в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, а за ними длинные сани с ящиком. Вышли навстречу гостям: видим, наш старый знакомый, Александр Иванович Тургенев. По-французски рассказал Тургенев матушке, что приехали они с телом Пушкина, но, не зная хорошенько дороги в монастырь и перезябши вместе с везшим гроб ямщиком, приехали сюда.
Какой ведь случай! Точно Александр Сергеевич не мог лечь в могилу без того, чтоб не проститься с Тригорским и с нами. Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы вместе с мужиками из Тригорского и Михайловского, которых отрядили копать могилу. Но ее копать не пришлось: земля вся промерзла, – ломом пробивали лед, чтоб дать место ящику с гробом, который потом закидали снегом.
Наутро, чем свет, поехали наши гости хоронить Пушкина, а с ними и мы обе – сестра Маша и я, чтобы, как говорила матушка, присутствовал при погребении хоть кто-нибудь из близких. Рано утром внесли ящик в церковь, и после заупокойной обедни всем монастырским клиром, с настоятелем, архимандритом, столетним стариком Геннадием во главе, похоронили Александра Сергеевича в присутствии Тургенева и нас, двух барышень.
Уже весной, когда стало таять, распорядился Геннадий вынуть ящик и закопать его в землю уже окончательно. Склеп и все прочее устраивала сама моя мать, так любившая Пушкина, Прасковья Александровна. Никто из родных так на могиле и не был. Жена приехала только через два года, в 1839 году»…
У яркого, талантливого, жизнерадостного Пушкина, казалось бы, было много друзей. Робевшие молодые литераторы мечтали хотя бы краешком глаза заглянуть в литературные салоны, в которых бывал первый поэт России. И только сложившаяся в январе 1837 года безысходная для Пушкина ситуация наглядно показала, что он был совершенно одинок. Это неправда, что о предстоящей роковой дуэли никто не догадывался. Пушкинистами доказано, что о ней знали, как минимум, несколько человек: шеф жандармов Бенкендорф, близкие друзья Пушкина княгиня Вяземская и баронесса Вревская и, между прочим, старшая сестра Натальи Гончаровой – Александра.
Есть мнение среди некоторых исследователей творчества поэта о том, что остановить Пушкина было невозможно, что он все равно бы стрелялся. Ну, кто об этом знает наверняка?! Между тем доподлинно известно, что никто особенно и не пытался предотвратить январскую дуэль 1837 года. Накануне ноябрьская была предотвращена, благодаря стараниям Жуковского и Загряжской – тетки Гончаровой.
Но если хлопоты Василия Андреевича, возможно, в значительной степени сводились к тому, чтобы уберечь от беды друга, то Екатерина Ивановна была обеспокоена исключительно положением в свете двух своих племянниц: жены поэта Натальи и ее старшей сестры Екатерины. Чисто внешне все выглядело так: Дантес волочился за Натали, а Коко (как называли ее близкие) была без памяти влюблена в него. Любой ценой Загряжская пыталась уберечь обеих племянниц от позора. И когда ценой немалых усилий, под угрозой дуэли с Пушкиным, на попечении которого находились все сестры Гончаровы, Катерину все-таки выдали замуж за обесчестившего ее Дантеса, тетка ее облегченно вздохнула: «Концы – в воду!».
В кого был влюблен сам этот француз, заброшенный в Россию, по выражению Лермонтова, «на ловлю счастья и чинов»? Волочась за женой Пушкина, он, например, одновременно сватался к Мари Барятинской – да сестре известного нашего Александра Ивановича Барятинского, который, кстати, был с Дантесом дружен.
Голландский дипломат Луи Геккерн и его приемный сын Жорж Дантес внесли немалую «лепту» в трагедию, произошедшую на Черной Речке в январе 1837 года. Дантес – хладнокровный убийца и одновременно трус. Дрожа за свою ничтожную жизнь, в отличие от Пушкина – человека чести – он выстрелил, не дойдя до барьера. Как утверждают сегодня ученые, Пушкин был отменным стрелком. И у Дантеса, окажись он честным противником, во время поединка просто не было шансов… Но подлость была его натурой.
На следующий день после смерти поэта в «Литературных прибавлениях» Петербурга появилось извещение: «Солнце русской поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща! Всякое русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое русское сердце будет растерзано. Пушкин! Наш поэт! Наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина! К этой мысли нельзя привыкнуть!».
Смерть Пушкина – словно разразившийся гром, боль от которого ощутили даже каменные сердца представителей высшего света. «Не вы ль сперва так злобно гнали/ Его свободный, смелый дар/И для потехи раздували/ Чуть затаившийся пожар?» – как раз данным «представителям» адресовал молодой Лермонтов эти вопросы в своем знаменитом стихотворении, написанном практически сразу после роковой дуэли.
Кто же они, эти гонители гения? Известный советский и российский писатель Даниил Гранин четко выразил свою позицию: «Никакой другой царь не вызывал такого гнева и злости, как именно Николай I. Конечно, это было связано и с Пушкиным. Николай убил Пушкина». С этим, наверное, можно одновременно и спорить, и соглашаться. Один и тот же император записал в своем дневнике, что беседовал с умнейшим человеком России – Пушкиным, и в то же время, по выражению самого поэта, «упек меня в камер-пажи под старость лет». Царь не пощадил самолюбие уже известнейшего на тот момент поэта. А все лишь из-за того, чтобы Наталья Николаевна, в плен красоты которой попал и сам государь, танцевала на балах в Аничковом дворце. Именно Николай поручил шефу жандармов следить за «сочинениями Пушкина», что для человека творческого оскорбительно.
Свою негативную роль в преддуэльной истории сыграли и люди из вроде бы дружественной Пушкину семьи Карамзиных – Софья и ее брат Андрей. Пушкины и Гончаровы посещали салон Карамзиных, и Софья Николаевна имела возможность следить за развитием драматической ситуации в ноябре 1836 и январе 1837 годов. В своих письмах она с иронией отзывалась о Пушкине, всецело была на стороне Дантеса. Гибель поэта, конечно, потрясла ее, но трепетного отношения к его убийце она не изменила и продолжала твердить: «Только бы с ним ничего не случилось».
В свите светских врагов и гонителей Пушкина была и незаконная дочь графа Строганова – Идалия Полетика. Вместе с Софи Карамзиной они, что называется, дали ход выпущенной сплетни о том, что, якобы, у Пушкина были близкие отношения с сестрой Натальи Гончаровой – Александрой. Впоследствии эту сплетню, как известно, с явным удовольствием подхватит дочь Натальи Николаевны от Ланского – Александра Арапова. В ее воспоминаниях нет ни одного доброго слова о Пушкине. Для нее он – неудачник, грубиян, дурной муж мученицы, страдалицы и жертвы. Дантес же, напротив, «сервирован роскошно»: любовь молодого кавалергарда к Натали – единственная, возвышенная, на всю жизнь.
«Араповой даже в голову не пришло заглянуть хотя бы в нежные, заботливые письма Пушкина к жене, – пишет Анна Ахматова. – Этот образ до нее донесли собственная мамаша, Александра Николаевна Гончарова и, вероятно, Полетика».
Неслучайно ведь Пушкин перед смертью категорически отказался проститься с Александрой. История о том, что сама она, якобы, хранила добрую память об Александре Сергеевиче, – всего лишь легенда. «Зато можно проследить ее добрые отношения с домом Дантеса, – читаем мы далее у Анны Ахматовой. Воспитанные Александрой сыновья Пушкина ездили в Сульц, в родовой замок Дантесов, к «дяде Жоржу», как сообщает нам внук убийцы Пушкина – Метман. Там они выслушивали рассказы «дяди» о его русских приключениях, что мы узнаем от Араповой, которую это тоже ничуть не шокировало. Девочки Пушкины переписываются со своими эльзасскими кузинами».
Сам Дантес частенько бывал в имении Александры Николаевны Гончаровой-Фризенгоф. И она с удовлетворением сделала в своем дневнике запись о том, что у нее «убийца хладнокровный» встретился с Натальей Николаевной, весь день гулял с ней по парку, и они совершенно помирились. Удивляет ли такое поведение Натали Гончаровой-Пушкиной-Ланской? Да, в общем-то, не очень. Ведь еще в страшные январские дни 1837 года она поразила своего свекра, Сергея Львовича Пушкина, «удивительным бездушием». Он находил, что даже чужие люди расстроены гибелью его сына более, чем вдова. Впрочем, это отмечал не он один. Например, княгиню Веру Федоровну Вяземскую поразил тот факт, что в дни, когда мучительно умирал Пушкин, его жена спокойно спала, будто ее ничто не тревожило.
Нет, безусловно, после смерти Пушкина Натали была в отчаянии из-за того, что в свете будут ее осуждать. К тому же на ее попечении оставались четверо малолетних детей и долги – Пушкину дорого обходились бальные наряды жены. Между тем, она не собиралась ехать в деревню и носить по мужу траур, как просил о том ее в последние часы своей жизни Александр Сергеевич. Она подала императору прошение о своем желании остаться «в столиции», то есть в Петербурге. Но Николаю I не нужны были лишние проблемы. Он оплатил долги и отправил вдову с детьми в ее родовое имение – Полотняный Завод.
Через два года красавица Натали вновь приезжает в Петербург и опять появляется в свете. А некоторое время спустя, по воспоминаниям придворного историографа Корфа (кстати, учившегося вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее) царь выдает ее замуж за русского дворянина, впоследствии «генерала от кавалерии» Петра Петровича Ланского. Письма Натальи Николаевны к Пушкину не сохранились. Но зато доступны ее письма к Ланскому. Они пронизаны теплотой и любовью, она пишет, что только теперь обрела настоящее счастье. Похоже, Пушкин был напрочь вычеркнут из памяти всех Гончаровых и, судя по воспоминаниям Араповой, даже оклеветан.
Повзрослевшие дети самого Александра Сергеевича дорожили именем и памятью своего гениального отца, у которого, по мнению многих его современников, было еще и «золотое сердце». Григорий Александрович долго жил в Михайловском, позаботился о благоустройстве могилы отца. А у самого дома поклонников творчества Пушкина встречает старый вяз, некогда посаженный его младшим сыном. Мария Александровна ежегодно в день смерти отца приходила к памятнику ему на Тверском бульваре в Москве. Правда, лишь немногие в этой «старушке в черном» узнавали старшую дочь поэта…
Разумеется, никто из гончаровских барышень не был заинтересован в смерти Пушкина. Да они и сами стали игрушкой в руках влиятельных вельмож. Но в то же время именно они оказались той ахиллесовой пятой, через которую стрела хозяев жизни смертельно ранила человека, о котором вот уже более 180 лет скорбит не только Россия, но и весь прогрессивный мир. «Восстал он против мнений света/Один, как прежде… и убит!» – 23-летний Михаил Лермонтов был в числе немногих людей, так смело и открыто выразивших свое негодование убийцам Пушкина.
Анна Белунова