Родом не из детства – из войны…
Исполнилось тридцать лет со времени ухода из жизни Юлии Друниной, с именем которой связан целый литературный мир ХХ столетия. Наша юность воспитывалась и взрослела на ее лирических стихах.
Мягкостью, эмоциональной тонкостью проникнута вся ее поэзия, пишет ли она о себе, о любви или о войне. Фронтовые дороги, где на руках у нее умирали в том числе и близкие ей люди и где она едва не погибла сама, навсегда вошли в ее память и сердце. И не удивительно, что таким глубоким и тонким лиризмом проникнуты ее стихи о войне.
Все, что создано Друниной, – прекрасно, нежно, проникновенно и удивительно точно. На мой взгляд, у Юлии Друниной нет ни одного стиха, который бы не зацепил тебя за живое. Вся ее поэзия доставляет эстетическое и нравственное наслаждение. Она и сама была красивой, хрупкой и в то же время волевой женщиной, непримиримой к пошлости, трусости, предательству.
В статье доцента Литературного института имени Горького Геннадия Красникова, посвященной ее творчеству, есть такие строки: «Женщины любили (и продолжают любить!) поэзию Юлии Друниной за то, что в ее лирических стихах нежность и чистота не были безвольными, умели за себя постоять. Кажется, именно в ней сбылись, обернувшись неожиданным буквальным смыслом, пророческие слова Федора Достоевского: «Красота спасет мир». Мир – от войны на земле, мир в Отечестве, мир в семье, в доме…».
Коренная москвичка, воспитывавшаяся в семье учителя и библиотекаря, Юлия мечтала непременно стать литератором. В 11 лет начала писать стихи. Одно из них было напечатано в «Учительской газете» и передано по радио. Девочка мечтала о литературном институте, но… началась война:
Прибавив себе год (поэтому и считается, что Юлия Владимировна Друнина родилась 10 мая 1924 года), шестнадцатилетняя девушка записалась в добровольную санитарную дружину при обществе Красного Креста. Работала санитаркой в главном госпитале. Одновременно окончила курсы медсестер. Когда летом в сорок первом фашисты шли напролом к Москве, участвовала в строительстве оборонительных сооружений под Можайском, под бомбами немецкой авиации. Во время одного из таких авианалетов она отстала от своих. Советские пехотинцы, встретив потерявшуюся Юлию, взяли ее с собой – им очень нужна была санитарка. Так эта красивая интеллигентная девочка в самом начале своей юности оказалась в огненном котле войны.
Гораздо позднее, уже в мирное время, рассказывая о себе, Юлия Владимировна вспоминала: «В школьные годы я была, так сказать, жрицей чистого искусства. Писала только о любви, преимущественно неземной, о природе, конечно, экзотической, хотя не выезжала никуда дальше дачного Подмосковья. Замки, рыцари, прекрасные дамы вперемешку с ковбоями, лампасами, пампасами и кабацкими забулдыгами – коктейль из Блока, Майна Рида и Есенина. Все это мирно сосуществовало в этих ужасных виршах. Мы пришли на фронт прямо из детства. Из стихов моих сразу, как ветром, выдуло и цыганок, и ковбоев, и пампасы с лампасами, и прекрасных дам».
И в ее творческом багаже появились новые стихи:
Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.
Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.
В пехотном батальоне Юлия встретила свою первую любовь. Это были возвышенные, романтические чувства и отношения. Настоящего имени ее любимого мы не знаем. Сама Друнина называла его просто: «Комбат». При этом, заметим, всегда писала это слово с большой буквы, словно имя собственное. Ему посвящено вот это стихотворение:
Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули –
Всегда стрелял без промаха Комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью,
А он, шатаясь, побежал вперед.
За этих двух лишь тот его осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.
Потом в землянке полкового штаба
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал Комбат двум бедным русским бабам,
Что… смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь Комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!
При переходе линии фронта командир батальона подорвался на противотанковой мине. Юлию сильно оглушило. Осенью 1941 года она вместе с московской школой, директором которой был ее отец, Владимир Павлович Друнин, была эвакуирована в Тюменскую область. В начале 1942 года отец умер на руках у дочери после второго инсульта. После его похорон Юлия уезжает в Хабаровск, где становится курсантом школы младших авиационных специалистов.
По окончании ее она предприняла все усилия, чтобы попасть не в женский запасной полк, куда отправляли девушек (младших авиаспециалистов), а в действующую армию. Помогло свидетельство об окончании курсов медсестер: в порядке исключения ее направили в санитарное управление 2-го Белорусского фронта.
Здесь, в 667-м стрелковом полку 218-й стрелковой дивизии, воевала и санинструктор Зинаида Самсонова, погибшая в начале 1944 года и посмертно удостоенная звания Героя Советского Союза. Это ей посвятила Юлия Друнина проникающие в самое сердце строки стихотворения «Зинка»:
Мы легли у разбитой ели,
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, сырой земле.
– Знаешь, Юлька, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет…
С каждым днем становилось горше,
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?..
Сама Юлия Друнина была тяжело ранена в 1943 году: осколок снаряда застрял в шее, всего в двух миллиметрах от сонной артерии. По ошибке считая ранение пустяковым, девушка кое-как перевязала себя сама и продолжала спасать солдат. Не помнила, как ей стало совсем плохо. Очнулась уже в госпитале. След, оставленный жестоким боем в душе и сознании, – в ее первом стихотворении о войне:
Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
После такого тяжелого ранения Юлия Друнина с полученной инвалидностью вернулась в Москву. Попытка поступить в Литературный институт оказалась неудачной: ее стихи были признаны «незрелыми». И она снова отправляется на фронт – ее признают годной к строевой службе. Попадает в 1038-й самоходный артиллерийский полк 3-го Прибалтийского фронта. В ноябре 1944 года была тяжело контужена. Закончила войну в звании старшины медицинской службы. Была награждена орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу»:
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать! – Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
В конце 1944 года Юлия Друнина возвращается в Москву и поступает в Литературный институт. Здесь она знакомится со своим будущим мужем – поэтом Николаем Старшиновым. В 1946 году у них родилась дочь Елена:
Скажи мне, детство,
Разве не вчера
Гуляла я в пальтишке до колена?
А нынче дети нашего двора
Меня зовут с почтеньем «мама Лены»…
Жили очень скромно, даже бедно, в комнатке в коммунальной квартире. Юлия Друнина посвятила себя дочери и творческой работе. Ее принимают в Союз писателей. Один за другим выходят сборники ее стихов: «В солдатской шинели», «Разговор с сердцем», «Ветер с фронта», «Современники», «Тревога»…
Позднее, уже в 70-80 годы, выходят книги «В двух измерениях», «Я родом из детства», «Окопная Звезда», «Не бывает любви несчастливой» – за эту книгу стихов она была удостоена Государственной премии имени Горького. Были и другие награды – ордена: Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», Отечественной войны 1-й степени. В начале 70-х годов ей была вручена серебряная медаль имени Александра Фадеева…Богатейшее творческое наследие Юлии Друниной – не только поэзия. Не менее восхитительны и ее прозаические произведения, публицистика.
В 1960 году Юлия Друнина и Николай Старшинов расстались: она безумно влюбилась в киносценариста Алексея Каплера, который был старше ее на 20 лет. Друзья говорили, что Каплер «снял с Юли солдатские сапоги и обул ее в хрустальные туфельки». Они прожили вместе 19 счастливых лет:
Твоя любовь – моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно…
И праздник – каждый будний день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
В 1979 году Каплер умер. Его уход был воспринят Друниной как трагедия, незаметно подкралось и чувство глубокого одиночества: мужа не стало, у взрослой дочери – своя жизнь. Не было больше рядом плеча, на которое можно опереться, к которому, по ее собственным словам, можно было «припасть». Да и возраст уже был не тот, когда она, с присущей ей открытостью и смелостью, могла заявить:
Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку –
Меня…
Николай Старшинов, вспоминая об этом ее состоянии в то горькое для Юлии Друниной время, писал: «После смерти Каплера, лишившись его опеки, она, по-моему, оказалась в растерянности… Вообще она не вписывалась в наступающее прагматичное время, она стала старомодной со своим романтическим характером».
Она действительно была в числе немногих романтиков спешно уходившей эпохи. Изначально она так верила в перестройку! В 1990 году даже стала депутатом Верховного Совета СССР, объяснив свое решение: «Единственное, что меня побудило это сделать, – желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны»:
Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой «Т» – отличьем старшины.
Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.
Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала–
Научилась верности в бою.
Но вскоре ее постигло горькое разочарование: Юлия Владимировна поняла, что, к сожалению, и как депутат она не в состоянии сделать что-либо полезное для своей страны. И тем не менее, получившая закалку в горниле войны, она не сдавалась.
Но постепенно она все более ощущала свою ненужность. Рушился мир вокруг, уходила почва из-под ног. Она сражалась за высокие идеалы, за великую правду, заплатив за это собственной кровью, а в наступившее непонятное смутное время это вдруг (!) перестало цениться. И она начала завидовать тем, кто не дожил до Победы:
Как я завидую тому,
Кто сгинул на войне!
Кто верил, верил до конца
В «любимого отца»!
Был счастлив тот солдат…
Живых разбитые сердца
Недолго простучат…
Да, ее сердце было разбито. И она считала, что единственный выход – уйти от всего того страшного, что случилось со страной, с ее собственной судьбой – покончить с собой. Это случилось 21 ноября 1991 года. В одном из ее последних писем читаем: «…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями, мире такому несовершенному существу, как я, можно, только имея личный крепкий тыл…».
А такого тыла у нее больше не было. К тому же, по ее признанию, она потеряла столь важный «посох», как потребность творить: «Как летит под откос Россия,/Не могу, не хочу смотреть». Юлия Друнина уходила спокойно и осознанно, правда, мучила мысль «о грехе самоубийства, хотя я, увы, не верующая. Но если Бог есть, он поймет меня». Она позаботилась о том, чтобы никого не обвинили в этом ее уходе.
В счастливые годы жизни Юлия Друнина и Алексей Каплер любили отдыхать в Коктебеле, пешком ходили в Старый Крым. Она и похоронила мужа на Старокрымском кладбище. Рядом с ним завещала похоронить себя. Ей было 67 лет. «Она никак не хотела расстаться с юностью, – вспоминал Николай Старшинов. – И уйти из жизни она хотела не старой и беспомощной, но еще здоровой, сильной, по-молодому красивой». Такой и останется в нашей памяти Юлия Друнина навсегда: красивой, необыкновенно лиричной и в то же время отчаянно смелой, готовой стать на защиту человеческого достоинства и в огне пожарищ, и в мирное время. Не случайно ведь ее поэзию именно так и называют – поэзией человеческого достоинства.
Анна Белунова
