Литературу ничем заменить нельзя

30 января 2022

881

«Онегин – друг Пушкина. Они вместе были на дуэли». «В горах был монастырь. Там жили мцыри. Одна мцырь сбежала». «Рано утром Базаров пошел ловить лягушек и быстро на­шел с ними общий язык». «Муму работал в Москве дворником»… В сочинениях россий­ских школьников – сплошные перлы. Читая это, невозможно не удивляться их «большим» познаниям в русской литературе.

Читают ли современные школь­ники классическую литературу? Вне сомнения, лишь немногие из них одолевают, скажем, такие произве­дения, как «Война и мир» Толстого, «Бра­тья Карамазовы» Достоевского или «Ти­хий Дон» Шолохова. Ребята являются активными пользователями социальных сетей, «изучают» интернет. А поскольку там нет «заморочек» по поводу правил ни орфографии, ни синтаксиса, то и пред­лагаемые литературные тексты – с мас­сой ошибок. Так стоит ли удивляться, что большинство современных подростков страдают от безграмотности?

Впрочем, страдают ли? Как-то в ре­дакцию зашел молодой человек – да­вал объявление: «Прдаецца матацыкл». Принимавшая объявление наша сотруд­ница, обращаясь к парню, спросила:

– В каком ты классе учишься?

– В восьмой перешел, – бодро ответил он.

Еще большее удивление вызвала ми­лая девушка, студентка вуза, которая, услышав произнесенное имя гайдаров­ского героя (Мишка Квакин), решила уточнить: «Это ваш сотрудник?»…

Нет, не будем делать никаких обобще­ний: сегодня немало прекрасно образо­ванных молодых людей: специалистов, студентов и школьников – в районе, реги­оне, стране. Они являются победителями олимпиад, участниками различных фо­румов. Я знаю одну рыльскую девочку, которая, будучи школьницей, побывала в образовательном центре поддержки ода­ренных детей России – «Сириусе».

И все-таки горько оттого, что поток безграмотности не иссякает. Кто в том виноват? Думается, в первую очередь – не дети. Разве есть их вина в том, что «внедрили» ЕГЭ? Впрочем, теперь уже к нему настолько привыкли, что даже некоторые педагоги его приветствуют: «Дети хоть что-то будут знать». А если бы они учились по прежней, «советской программе», разве бы знали меньше? В пользу ЕГЭ свидетельствует и мнение некоторых чиновников: «Теперь легче поступить в вуз выпускникам школ из глубинки». Это бесспорно: поступить сегодня легче. Вопрос в другом – кому? Нередко за бортом остаются именно та­лантливые дети: бюджетных мест по­рой оказывается меньше, чем претен­дующих на них, а деньги на обучение своих детей есть не у всех родителей.

В итоге кто с дипломом об окончании высшего учебного заведения зачастую приходит сегодня в разные сферы на­шей жизни? Стоит ли удивляться тому, например, что некоторые выпускники экономических факультетов затруд­няются ответить на вопрос-подсказку, «кто написал «Капитал» Маркса» или объяснить, что такое «главный финан­совый документ государства». Многие молодые специалисты, пришедшие в здравоохранение, образование, в стро­ительную и другие отрасли, мягко го­воря, тоже оставляют желать лучшего.

Впрочем, не будем далеко хо­дить за примерами. Остановим­ся на нашей профессии. Когда мы были студентами, доктор филоло­гических наук Борис Владимирович Кривенко нацеливал нас: «Обращайте внимание на речь дикторов всесоюзного радио и центрального телевидения – у них самое правильное произношение». На экзамене вместе с билетом нам предлагался так называемый орфоэпи­ческий минимум из 300 слов. Если хотя бы одно из них произносилось неверно, приходилось сдавать еще раз.

А что можно сказать о речи сегодняш­них телеведущих и корреспондентов? Увы, ориентироваться на нее не стоит. Иной раз их произношение просто ре­жет слух любого грамотного человека. Почему такое происходит? Объясне­ние находим в выступлении в одной из центральных газет доцента кафедры стилистики русского языка МГУ Ана­стасии Николаевой, рассказывающей об итогах проверочного диктанта перво­курсников журфака: «Рыца» (рыться), «врочи» (врачи), «нез наю» (не знаю), «ге­нирал» (генерал), «поциэнт» (пациент) – это лишь немногие ошибки, которые они допустили при написании диктантов. Обидно, что это все – перлы студентов из сильных групп, среди которых есть даже «стобалльники». Я 20 лет даю диктанты, но такого никогда не видела. Обычно с ними не справляются 3-4 человека. А тут из 229 человек на страницу текста сде­лали меньше 8 ошибок лишь 18 процен­тов. У остальных – по 20-25 ошибок, по 3-4 в одном слове. Фактически это даже не слова, а их условное воспроизведе­ние». Вот так! Не случайно ректор МГУ Виктор Садовничий решил ввести один профильный экзамен для абитуриентов практически всех факультетов.

Утверждения о том, что «способные дети из деревни не смогут без ЕГЭ посту­пить в хороший вуз», очень даже спорны. Опять-таки не пойдем далеко за примера­ми. В разное время выпускники Крупец­кой средней школы поступали в лучшие вузы страны, даже в такие престижные, как МГУ, ЛГУ, а потом – в аспирантуру, защищали кандидатские и докторские диссертации. Анатолий Чемодуров окон­чил ВГИК, стал известным кинорежиссе­ром, был лучшим другом Сергея Бондар­чука. И педагоги в школе работали заме­чательные. Литературу и русский язык в годы нашей учебы преподавали Алла Павловна Моргунова и Раиса Васильевна Глушкова, являвшие собой педагогиче­скую элиту не только района, но и области.

Конечно, были разного рода перлы в сочинениях школьников и тогда. Но ни­кто из выпускников школы не справил­ся бы с написанием сочинения на экза­мене, если бы делал по 20 ошибок, как нынешние студенты. Благодаря Алле Павловне мы так много читали! Причем все: и любившие, и не любившие лите­ратуру. Каждый понимал: куда бы ты ни поступал, всюду нужно сдавать рус­ский язык. Сегодня же гораздо большее внимание уделяется иностранным язы­кам. Конечно, их обязательно нужно изучать, но не в ущерб русскому языку.

«По словам первокурсников, последние три года они практически не читали книг – в основном тренировались вставлять про­пущенные буквы и ставить галочки, – чи­таем мы далее выступление доцента МГУ Анастасии Николаевой. – В итоге – ко­лоссальные пробелы в основополагающих знаниях, полное отсутствие представле­ний об историческом процессе: говорят, что университет был основан в прошлом, ХХ веке, при императрице Екатерине… Кста­ти, победители олимпиад и золотые меда­листы не смогли поступить в университет на дневное отделение, учатся на вечернем».

О том, что «уровень образования аби­туриентов катастрофически понизил­ся», рассказывал нам в личной беседе один из ректоров Российского государ­ственного торгово-экономического уни­верситета: «Мы провели тестирование первокурсников и с грустью были вы­нуждены констатировать, что только 35 процентов из них знают, кто такой Юрий Гагарин. Более 40 процентов были убеж­дены, что «обороной Советского Союза во время Великой Отечественной войны руководил Ленин». Как ни печально, но многие молодые люди не знают ни важ­ные вехи истории, ни классиков отече­ственной литературы».

Таким образом, языковая безгра­мотность порождает плоды без­грамотности абсолютной. Иной раз читаешь комментарии в интернете и не сразу понимаешь смысл слов, посколь­ку написаны они сродни упомянутым «рыца» или «поциэнт». А уж что касает­ся знаков препинания… А ведь когда мы говорим или пишем, то выставляем напо­каз собственное лицо. При этом зачастую даже не представляем, как выглядим.

«Толстой много раз переделывал «Войну и мир», чтобы нам было легче ее изучать» – это еще один перл. Вот для чего в понимании школьника Лев Ни­колаевич так много работал над своим романом-эпопеей. Это величайшее эпи­ческое произведение, признанное лите­ратуроведами всего мира, действитель­но трудно для восприятия в 16-17 лет. Как же быть? Не изучать его – значит, иметь огромный пробел в знаниях на всю жизнь, потому что, если выпускник школы не получает потом гуманитар­ное образование в вузе, он вряд ли ког­да-либо будет читать «Войну и мир».

«Я абсолютно убеждена, что из школьной программы «Войну и мир» Льва Толстого, а также некоторые романы Федора Достоевского нужно убрать. Это глубокие философские про­изведения, с серьезными рассуждения­ми на разные темы. Не может ребенок понять всей их глубины», – таково мне­ние бывшего президента Российской академии образования, заместителя председателя Общества русской сло­весности Людмилы Вербицкой.

Что касается Достоевского, конкретно предлагалось «убрать» роман «Преступление и наказание», поскольку не сле­дует травмировать психику детей теми глубокими переживаниями, которые ис­пытывают герои произведения. Что ду­мают по этому поводу сами школьники? Еще один перл, пожалуй, раскрывает их «думы»: «И тогда Раскольников вопро­шает: «Тварь я ходячая или кто?»…

Известный петербургский, да и рос­сийский филолог, Людмила Вербицкая подчеркивала также: «Я считаю, что мы достаточно хорошо представляем себе, что должны читать дети. В курс школь­ной программы должны входить произ­ведения духовной литературы, но нужно решить, какие именно. Библию, думаю, каждый должен прочесть. Это и духов­но-нравственное воспитание, моральные основы. А значит, такой курс необходим».

Заявление Вербицкой еще несколько лет назад вызвало немало споров. Причем даже среди людей, имеющих опосредован­ное отношение к литературе. Появились отклики в социальных сетях. В частности, вспомнили интервью, в котором Людмила Вербицкая рассказала и о своей нелегкой биографии. Отец был арестован «по ленин­градскому делу», а позднее и мать. Девочка три с половиной года провела в детской ис­правительной колонии, в которой «находи­лись и убийцы, девочки, которые в бандах участвовали, и проститутки, и воровки – все были собраны там. Каждый вечер я им рассказывала, поскольку они вообще ничего не читали никогда, все, что я зна­ла. Таким образом, все романы Толстого, Достоевского, стихи Пушкина за эти три с половиной года, что я провела в колонии, я сумела им рассказать».

«Но если произведения этих великих русских писателей даже в пересказе были интересны колонистам, то неуже­ли их не способны оценить нынешние школьники? Может, у них генетика не та?», – адресовали свой вопрос Людми­ле Алексеевне несогласные с ее мнени­ем пользователи социальных сетей.

Высказывание Вербицкой не оста­вило равнодушными и наших –курских и рыльских – педагогов, ученых вузов.

– Я бы оставила «Войну и мир» на все времена, – убеждена педагог с 40-летним стажем Татьяна Викторовна Сучкина, пре­подававшая литературу в Рыльской сред­ней школе №1. – Сколько всего заложено в этом романе! Безусловно, это сложное произведение. И в разном возрасте человек воспринимает его не одинаково. Читая его в 17 лет, он испытывает чувства, которые, несомненно, отличаются от его пережива­ний в 40 лет. Мне трудно представить вы­пускника школы, не имеющего понятия о князе Андрее. Что связано для нынешнего молодого человека с именем Болконского? Да практически все: честь, достоинство, лю­бовь, патриотизм, дом… А вспомним князя Андрея на поле боя под Аустерлицем! Даже враг (император Наполеон) был восхищен его героизмом. Нет, «Войну и мир» никак нельзя убирать из школьной программы.

Впрочем, как и «Преступление и наказа­ние» Достоевского. Через мироощущение, через страдания своего главного героя пи­сатель помогает нам осознать проблему, актуальную на все времена: никто на земле не может остаться безнаказанным. И сам Раскольников приходит к пониманию этого через раскаяние. Мир обездоленных До­стоевского мы с ребятами изучали с боль­шим интересом. Достоевский – мыслитель. Давайте «уберем» его и вообще перестанем говорить о высоких материях. Но разве мы такую задачу перед собой ставим? А что касается духовно-нравственного воспита­ния, так ему отводится достаточно много внимания на занятиях по основам право­славной культуры.

– Убирать из школьной программы эти произведения нецелесообразно, – под­черкнула и кандидат педагогически наук Ирина Постричева. – Я считаю, что необ­ходимо сделать методику преподавания литературы более адаптированной к вос­приятию художественного произведения школьниками. «Война и мир», «Преступле­ние и наказание» (и не только эти произ­ведения) несколько тяжелые для восприя­тия, а иногда даже для прочтения. Ритм их не совпадает с жизненным ритмом совре­менных школьников, которые по одному клику могут войти в виртуальный мир.

Но это не означает, что они не должны изучать классическую литературу. Ино­гда школа и урок литературы, в частно­сти, – это единственное место, где дети могут услышать, что такие произведе­ния вообще есть. Литература – мир, пол­ный личностей. И мы просто обязаны их знать. Другое дело (хочу подчеркнуть это еще раз) – надо менять методику препо­давания. И самый главный принцип тут, на мой взгляд, – ее гибкость. Методика не должна быть одной и той же при подходе к изучению произведений Толстого или Достоевского: разные личности, разное мироощущение и восприятие.

Обязанность учителя – так адаптиро­вать методику к личности автора, лич­ности ученика, к реалиям современности, чтобы изучаемое произведение стало доступным. Вообще, методика – это ис­кусство делать сложное простым, непо­нятное – понятным. А если мы все начнем исключать…

И потом: кто сказал, что Библия – бо­лее простой материал для изучения? Есть дети, совершенно не понимающие «Слово о полку Игореве», не умеющие объяснить, почему же все-таки Герасим утопил Муму, которую очень любил. И Тургенева «убирать»? А чем заменим? Литературу вообще ничем заменить нельзя, потому что она незаменима.

Безусловно, интересно было узнать и мнение кандидата филологических наук Юрия Филиппова. Тем более, что Юрий Леонидович был деканом филологического факультета КГУ, где получают образование будущие учителя и журналисты:

– Суть даже не в трудности понимания, а в объеме изучаемых произведений. Да­вайте полистаем страницы нашей клас­сики. Даже Пушкина дети читают выбо­рочно из поэзии, из прозы, часто ограни­чиваясь повестями Белкина, потому что компактные, потому что дают представ­ление о реализме Пушкина. А если мы берем Толстого, Достоевского, Шолохова в одиннадцатом классе…

Когда ко мне приходили абитуриенты, я спрашивал, что они читают. Да, говори­ли, перешли к Шолохову. А на дворе уже апрель… И я думал: разве они успеют до конца учебного года прочитать шоло­ховский «Тихий Дон»? При наличии тех часов, которые отводятся на литературу в школе, это просто физически невоз­можно сделать. И все понимают, что дети не читают тексты, но при этом мы гово­рим, что изучаем роман Толстого «Война и мир». Присутствует некое лицемерие. Это, во-первых.

Во-вторых, есть попытки максималист­ского плана, когда некоторые деятели (чаще всего не литературоведы, а жур­налисты, какие-то оппозиционные дея­тели) говорят, что детям вообще скучно читать классику. Разумеется, я не могу согласиться с этой позицией. Нельзя «вы­бросить» «Войну и мир». Невозможно, как я уже сказал, физически ребенку прочи­тать этот роман. Но знакомство с отдель­ными главами, безусловно, должно быть. И, конечно же, небо Аустерлица и другие картины шедеврального плана на уроках литературы тоже должны быть.

И, наконец, по поводу заявления от­носительно Библии. Разумеется, человек взрослый, грамотный, мыслящий понима­ет, что, в общем-то, на ней построено все искусство. Но заменить нашу классиче­скую литературу Библией категорически нельзя. Как предмет искусства Библия должна быть, потому что дети читают Гу­милева, Ахматову… И мы прекрасно по­нимаем, что многие классические сюжеты построены на сюжетах Библии, что невоз­можно не знать современному человеку.

Но в то же время надо понимать, что это, скорее всего, должно быть на уроках мировой художественной культуры, а не на уроках литературы. У нас все-таки светское государство, светская школа. Недопустимо осваивать Библию за счет Толстого, Достоевского, Чехова и других наших классиков.

Итак, мнение учителей и ученых единогласно: литературу ничем заменить нельзя. Напротив: это­му предмету в школе нужно уделить при­стальное внимание, иначе не иссякнут умо­заключения подобного рода: «Вещий Олег умер от змеи, которая выползла из его чере­па», «Среди произведений Горького мне за­помнилось «Старуха из Иргиль», «Онегин, я тогда моложе, я лучше качеством была», – эти слова Татьяны трогают до глубины души», «Обломов любил лежать на диване совершенно один. Этим он непонятен нам, молодым современным читателям»…

Есть, наверное, школьники, которые даже выборочно читают классику лишь потому, что того требует школьная про­грамма, и, возможно, вообще плохо пом­нят героев обсуждаемых романов и по­вестей. Но, к счастью, есть и ребята, с удовольствием читающие лучшие произ­ведения отечественной литературы.

Приведем несколько коротких ответов не­давних выпускников школ на вопрос о том, что наиболее запомнилось им в произведени­ях Толстого и Достоевского. Владимир: «Раз­мышления князя Андрея Болконского у дуба до поездки в Отрадное и на обратном пути». Алина: «Храбрый Петя Ростов». Георгий: «С большим интересом следил за тем, как менялся прошедший через войну Пьер Без­ухов». Ирина: «Затаив дыхание, читала, как князь Мышкин пытался объясниться в любви Аглае». Илья: «Меня очаровал Але­ша Карамазов. Кто-то, может быть, скажет, что он – герой не нашего времени. А я готов с этим поспорить». Татьяна: «Меня до глубины души потряс Раскольников. Видимо, только через такие глубокие страдания и способна очиститься человеческая душа».

Читаешь и хочется воскликнуть: мыс­лящие молодые люди! Наверное, им по­везло: если не с учебными программами, то с замечательными педагогами, с той адаптированной методикой, на которой акцентировала внимание Ирина Дмитри­евна Постричева.

Вообще, русская классическая литера­тура настолько богата шедевральными картинами, о которых говорил Юрий Лео­нидович, что, вероятно, спорить тут можно до бесконечности. При этом одно, пожалуй, абсолютно бесспорно: литературу действи­тельно ничем заменить нельзя.

Анна Белунова

 

Читайте также