«Добрая подружка бедной юности моей»
От станции метро «Василеостровская» до Смоленского кладбища Петербурга, конечно, можно доехать на маршрутке. А можно дойти пешком – это занимает всего 35 минут. Я выбираю второй вариант, убеждая себя, что нужно идти пешком к месту упокоения женщины, которую очень любил Пушкин…
Выхожу на 8-ю линию и знакомым маршрутом иду до пересечения с улицей Камской, мысленно повторяя строки из стихотворения Николая Языкова «На смерть няни Пушкина»: «Я отыщу тот крест смиренный,/Под коим, меж чужих гробов,/Твой прах улегся, изнуренный/Трудом и бременем годов».
У входа на кладбище – мемориальная доска, подтверждающая, что Арина Родионовна Яковлева (Матвеева) похоронена именно здесь. Хотя до середины прошлого века местом захоронения няни поэта считалось Большеохтинское (Георгиевское) кладбище Петербурга. Некоторые исследователи творчества Пушкина уверяли, что Арина Родионовна обрела свой последний приют у стен Святогорского монастыря в Пушкинских Горах. Это утверждение основывалось на том, что рядом с могилой Александра Сергеевича на одной из плит есть надпись, похожая на слово «няня». Но только похожая. За давностью времен она стерлась, и, как ни стараешься, доподлинно прочитать это слово не удается.
И вот более полувека назад библиографами было доказано, что все-таки «добрую подружку» Пушкина похоронили на Смоленском кладбище. Правда, могилу ее найти невозможно: точное местонахождение ее не знают ни здешние священнослужители, ни российские ученые-исследователи – никто. Кладбище большое. На нем покоится прах многих известных русских военных, генералов и адмиралов. Надпись на внушительном камне повествует о том, что некогда здесь было первое захоронение поэта Тараса Шевченко. А вот мало кого интересовавшая могила крепостной крестьянки затерялась, уже через два года после ее смерти. Ее пытался найти и сам Пушкин, в силу обстоятельств не присутствовавший на похоронах своей няни. Тщетно…
Но он увековечил память о ней в своих бессмертных стихах, благодаря которым мы знаем, какое большое и важное место в «золотом сердце Пушкина» занимала эта удивительная женщина: «Наперсница волшебной старины,/Друг вымыслов игривых и печальных,/Тебя я знал во дни моей весны,/Во дни утех и снов первоначальных».
Пушкин называл свою «подругу дней суровых» мамушкой. По воспоминаниям дворовых людей Михайловского, едва проснувшись, молодой барин бежал узнать, «здорова ли мамушка. Уж так он любил ее».
Некоторые исследователи творчества Пушкина, в число которых входит и такой известный пушкиновед, как Викентий Вересаев, обращают внимание на то, что и самим Пушкиным, и его друзьями пристальное внимание уделено именно Арине Родионовне, посвящено ей далеко не одно стихотворение. А ведь она была няней будущего первого поэта России до семи лет. А потом к нему приставили «дядьку», гувернера – Никиту Козлова. Во взрослой жизни своего барина он оставался его камердинером и был искренне предан ему до последних дней его жизни.
В апреле 1820 года по Петербургу разнеслась весть об эпиграммах Пушкина на Аракчеева и даже самого Александра I. Поэта для объяснения вызвали к генерал-губернатору графу Милорадовичу. Дома у него было приказано произвести обыск. Полицейский сыщик Фогель, не застав Пушкина, представился истинным поклонником творчества Александра Сергеевича и просил его дядьку дать почитать рукописи барина. Но верный Никита Тимофеевич наотрез отказался это сделать даже за предлагаемые сыщиком немалые деньги.
В трагический январский день 1837 года Никита Тимофеевич нес смертельно раненного Пушкина («как ребенка») в его последнюю квартиру на набережной Мойки. «Грустно тебе нести меня?» – спросил его Пушкин. По воспоминаниям друзей поэта, Никита горько заплакал.
В лютый февральский мороз Никита Тимофеевич Козлов вместе с Александром Ивановичем Тургеневым сопровождал тело Пушкина в Святогорский монастырь. Позднее Тургенев вспоминал, что преданный слуга был твердо намерен «проводить останки его доброго барина к последнему его жилищу… стал на дрогах, кои везли ящик с телом, и не покидал его до самой могилы»…
Но и Пушкин очень по-доброму относился к своему камердинеру. Муж сестры поэта – Ольги, Николай Павлищев, вспоминал, как однажды живший в Петербурге в одном доме с Пушкиным его бывший лицейский товарищ Корф («большой крепостник») ни за что побил Никиту, а тот пожаловался своему барину. Пушкин вспылил и вызвал Корфа на дуэль…
Во время южной ссылки Пушкина Никита Козлов тоже был рядом с ним. Никита был женат на дочери Арины Родионовны – Надежде. В одном из писем из Одессы «милостивой государыне супруге моей Надежде Федоровне» он сообщает: «Жизнь наша имеет мало покоя…В здешних краях деньги весьма дороги, и мы всегда терпим от них многие неприятности и обиды». Но вместе с тем он посылает жене 15 рублей «для утешения». И добавляет: «Еще низко кланяемся вашей родной матушке Ирине Родионовне».
Настолько вот тесными были семейные, родственные узы и узы дружбы, в том числе слуги и барина. И, тем не менее, во всем богатейшем творческом наследии поэта пушкиноведы находят лишь одно упоминание о верном камердинере в шутливом стихотворении кишиневской поры: «Дай, Никита, мне одеться:/В митрополии звонят».
Но почему же в отличие от Никиты Тимофеевича так(!) воспета Арина Родионовна? Почему Пушкин на всю жизнь сохранил к ней очень трогательное отношение? Может быть, потому, что она сама – как стих, как песня, истинно русская душа. С Пушкиными, по сути, была связана вся ее жизнь.
Она родилась в апреле 1758 года в многодетной семье крепостных крестьян Санкт-Петербургской губернии Лукерьи Кирилловой и Родиона Яковлева. Ее подлинное имя – Ирина (не случайно Никита Козлов в своем письме жене кланяется именно Ирине Родионовне). Но дома ее называли Ариной – с этим именем и вошла в историю знаменитая няня Арина Родионовна. В конце 50-х годов ХVIII столетия деревню Суйду, в которой родилась Арина, вместе с прилегающими селами и населявшими их людьми у графа Федора Алексеевича Апраксина выкупил Абрам Петрович Ганнибал – прадед Пушкина. После замужества (с мужем Федором Матвеевым они жили в селе Кобрино, неподалеку от Гатчины) Арина стала крепостной Осипа Абрамовича Ганнибала – деда поэта.
Сначала Арина Родионовна была няней Надежды Осиповны – матери Александра Сергеевича. Позднее нянчила его старшую сестру Ольгу, а потом Александра и младшего в семье Пушкиных – Льва. Еще позднее вместе с семейством Ганнибалов Арина Яковлева (Матвеева по мужу) переехала в Псковскую губернию.
В 1824-1826 годах она в полном смысле слова разделила участь молодого ссыльного поэта. Его сестра Ольга Сергеевна говорила, что Пушкин любил няню с детства, а оценил ее в Михайловском. Его обществом здесь была именно она – очень близкий ему человек. В декабре 1824 года Пушкин пишет Дмитрию Шварцу, своему одесскому знакомому, чиновнику особых поручений при графе Воронцове: «Уединение мое совершенно – праздность торжественна. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством, и то вижу его довольно редко – целый день верхом – вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы, кажется, раз видели ее, она единственная моя подруга – и с нею только мне не скучно».
Арина Родионовна была также оригиналом няни Владимира Дубровского, прототипом мамки Ксении в «Борисе Годунове»… В ту пору, когда ссыльный поэт пребывал в Михайловском, няне его было 68 лет. О 25-летнем Пушкине она неустанно заботилась, как о ребенке.
В это время, когда отношения Пушкина с родителями (особенно с отцом) окончательно разладились, няня практически стала его семьей. Осенью 1824 года поэт писал младшему брату – «Левушке»: «Знаешь ли мои занятия? До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!».
Известно, что, слушая няню, Пушкин записал семь сказок, десять песен, множество пословиц и поговорок. Она не просто знала их много, но и умела как-то по-особенному все это передать: «У моря-лукоморья стоит дуб. На том дубе висит цепь, по той цепи ходит кот…» – один из няниных зачинов, вылитых в бессмертные строки пушкинской поэзии. Неслучайно знаменитое посвящение в поэме «Руслан и Людмила» («…у лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том…») было добавлено ее автором во втором издании в 1828 году.
Спустя тридцать лет после Михайловской ссылки Пушкина литературный критик Павел Анненков напишет: «Арина Родионовна была посредницей, как известно, в его сношениях с русским сказочным миром, руководительницей в его узнании поверий, обычаев и самых приемов народа…». Да и сам Александр Сергеевич доверял старой няне то, что выходило из-под его пера: «Но я плоды моих мечтаний/И гармонических затей/Читаю только старой няне,/Подруге юности моей».
Пожалуй, никогда не чувствовал поэт себя так одиноко, как в эти два года в Михайловском. Одиночество это скрашивали только соседки Тригорского да «подруга дней моих суровых». Можно представить, как непросто жилось в глуши уже известному поэту, если он называл эти дни «суровыми». Побывавшая в гостях у Пушкина в 1825 году Анна Керн писала в своих воспоминаниях: «Я думаю, он никого истинно не любил, кроме няни своей…».
Это глубоко личное впечатление Анны Петровны и, наверное, спорное: Пушкин всех, кто ему был дорог, любил «истинно». Бесспорно только то, что Пушкин действительно испытывал к «мамушке» самые нежные чувства. И не он один. Друзья его, знавшие Арину Родионовну, относились к ней также. О ней тепло отзывался в «Записках о Пушкине» лицейский друг поэта Иван Пущин, навестивший Пушкина в изгнании в январе 1825 года. А в апреле того же года в Михайловское приехал еще один его друг – Антон Дельвиг, о котором сам Пушкин говорил: «Никто на свете не был мне ближе Дельвига». Приехал на целых десять дней. Это был настоящий подарок!
Время от времени у Пушкина гостили поэт Николай Языков и его тригорский сосед, студент Дерптского университета Алексей Вульф. Все они любили Арину Родионовну за «сердечную доброту», за хлебосольство. У Языкова читаем: «…Как сладостно твое святое хлебосольство/Нам баловало вкус и жажды своевольство;/С каким радушием – красою древних лет –/Ты набирала нам затейливый обед!»…
И, конечно, сама Арина Родионовна очень любила Александра Сергеевича и горевала «под окном своей светлицы», если его не было рядом. Через два года ссылка закончилась, и Пушкин без сожаления, даже с радостью покинул Михайловское. В марте 1827 года он получил письмо от няни: «Любезный мой друг Александр Сергеевич, я получила ваше письмо и деньги, которые вы мне прислали. За все ваши милости я вам всем сердцем благодарна – вы у меня беспрестанно в сердце и на уме…Ваше обещание к нам побывать летом меня очень радует. Приезжай, мой ангел, к нам в Михайловское, всех лошадей на дорогу выставлю… За ваше здоровье я просвиру вынула и молебен отслужила, поживи, дружочек, хорошенько, самому слюбится… Остаюсь вас многолюбящая няня ваша Арина Родионовна».
В последний раз Пушкин встретился со своей няней 14 сентября 1827 года, за несколько месяцев до ее смерти. В марте 1828 года она переехала в Петербург к Ольге Сергеевне Пушкиной. В июле этого же года после недолгой болезни Арина Родионовна скончалась. Ей было 70 лет…
А Пушкин в оставшиеся годы своей недолгой жизни тосковал по тому «уголку земли», где «провел изгнанником два года незаметных». «Отчего так сильно во мне желание вновь посетить места, оставленные мною с таким равнодушием? – размышлял поэт. – Или воспоминания самая сильная способность души нашей, и им очаровано все, что подвластно ему?». «Назло судьбе мы в конце концов все же соберемся под рябинами Сороти», – писал он своей доброй соседке, хозяйке Тригорского, Прасковье Александровне Осиповой.
Пушкин, мечтавший поселиться где-нибудь неподалеку от этих мест, приехал в Михайловское в 1835 году: «…здесь опять/Минувшее меня объемлет живо,/И, кажется, вечор еще бродил/Я в этих рощах./Вот опальный домик,/Где жил я с бедной нянею моей./Уже старушки нет – уж за стеною/Не слышу я шагов ее тяжелых,/Ни кропотливого ее дозора…».
Неизбывная грусть исходит от этих строк. Тем более, что написаны они были, когда самому Александру Сергеевичу жить оставалось менее двух лет…
Обычно на Смоленское кладбище люди приезжают совсем не для того, чтобы отыскать могилу няни Пушкина – здесь находится часовня Ксении Петербургской. Но мемориальная доска у входа все-таки заставляет остановиться и вспомнить Арину Родионовну, имя которой неразрывно связано с именем великого русского поэта.
Анна Белунова
