Богоугодных дел мастер

23 января 2021

1209

Вместе с моим мужем и коллегой Станиславом Герасименко мы любили приходить в небольшой домик на Набережной улице Пригородной Слободки, где все дышало добротой и гостеприимством. Даже серьезная с виду овчарка Рада дружелюбно чмокала в руку. На зеленом дворике цвели фиалки. Отдыхали не только глаза, но и душа. И я не удивлялась, почему художник Михаил Сафронов – хозяин этого дома и наш старый друг, – прошедший через все тернии, которые уготовила ему жизнь, и уже добившийся определенных успехов, оставил Москву златоглавую и вернулся к родным берегам.

Михаил Сафронов

Еще в детском доме ему сказали, что у него есть ростки таланта. И он, потерявший в своей жизни все, что имел, пытался идти к цели с завидным упорством сельского мальчишки. А целью его была «школа для художников». О ней он мечтал и когда служил в морфлоте. И школа эта в его жизни была: и Палех, и Строгановка, даже преподавательская работа в ней, новаторские разработки, вошедшие в учебники. Были собственные удачные работы. Привалило и настоящее счастье: в 33 года у него родился единственный сын Егор. Правда, жилья своего не было. Семья перебивалась в общежитиях и на частных квартирах.

– Я долго чувствовал себя человеком, у которого нет своего дома, – тихим, но дрогнувшим, свидетельствующим о внутреннем волнении, голосом говорил Михаил Иванович. – И я очень хорошо знаю, как важно, чтобы у человека всегда был свой дом, чтобы он жил с чувством родного дома…

В далеком сорок первом, в период оккупации рыльской земли, Мише Сафронову, родившемуся в селе с красивым названием Березники, было шесть лет, сестре Валюшке – два года, старшим в семье был десятилетний брат Николай. Жили ребятишки с матерью и ее свекром – дедом Федором. Отец был на фронте. И выпала ему тяжкая доля отступать вместе с частями советских войск мимо родного села, оставляя его во власти оккупантов.

Тяжко было Ивану вот так проходить мимо отчего дома. И сердце оказалось сильнее разума: ничто не могло помешать его желанию проститься с семьей – может, навсегда уходит… Софья спрятала мужа «на ночлег» в шейной яме, присыпала сверху сеном и улыбнулась, довольная своей работой. Счастье ослепляет, и даже в самый ответственный момент человек утрачивает бдительность: счастливая Софья не заметила, как с пригорка за ней терпеливо наблюдает немец…

Фрицы на глазах у обезумевшей от страха женщины несколько раз ткнули в яму штыком. И когда штык глубоко вонзился в руку Ивана, он вскрикнул от боли и окончательно выдал себя. Русского солдата фашисты, не церемонясь, расстреляли прямо на глазах у жены. Валюшку и Мишу дед Федор спрятал в саду под яблоней, укрыв тяжелым тулупом, чтоб ничего не слышали. Но Николай видел всю эту страшную сцену. В ужасе, крича, он бежал, не зная, куда и зачем, ноги сами несли его.

Никто точно не знает, слышала ли крик сына Софья. Когда прозвучал выстрел, она в отчаянии бросилась к мужу. Может быть, прошли секунды, в которые она поняла, что случилось непоправимое. Ею овладела такая ярость, что она, распрямившись и сжав кулаки, пошла прямо на немцев с автоматами, при этом произнося такие слова, на которые в гневе способна даже самая застенчивая женщина. Выстрел в упор навсегда остановил ее…

Происшедшая трагедия жутко напугала селян. Они даже подойти боялись к этому страшному месту. И тела супругов Сафроновых еще долго лежали неподалеку от сельского кладбища, оплакиваемые одной только осенью.

Михаил Сафронов, длительное время находясь вдали от родины, имел лишь смутное представление о том, где обрели вечный покой беззаветно любившие друг друга его родители. Ему очень хотелось хоть как-то увековечить память о них, сделать для них что-то необычное. И он решил привезти на их могилу камень из черного мрамора, но оказалось, что в 70-е годы прошлого века устанавливать его разрешалось не на всякой могиле…

К тому времени закрытые для многих двери уже открывались перед Сафроновым. Правда, было немало хлопот с доставкой камня в Березники, зато потом Михаил Иванович был спокоен: он исполнил свой сыновний долг и знал место, куда может прийти поклониться. Поклониться мужеству и высокой любви русских людей – Ивана и Софьи Сафроновых.

А тогда, в невообразимо далеком сорок первом, ребятишки Сафроновы вмиг осиротели, остались без дома – его сожгли фашисты, родственники отказались их приютить. Бабы в деревне Софью осудили:

– Ишь! Кинулась мужика защищать. О детях не подумала!

Трудно предположить сейчас, о чем тогда думала Софья. Скорее всего – ни о чем. Как маленькая птичка защищает свое гнездо от разного рода крупных и мелких хищников, так и русская женщина – жена и мать – бросилась на защиту своей крепости – своей семьи. Много раз потом в своей взрослой жизни анализировал Михаил Иванович жуткую сцену, рассказанную ему старшим братом, много раз пытался оценить ситуацию, в которой оказалась его мать, и пришел к выводу, что она просто не могла поступить иначе.

Хотя, конечно, очень горестно жилось детям-сиротам. Без нежных слов, без ласкового взгляда, без родного дома. Не было тыла. Не то что крепкого – вообще никакого. И еще долго-долго чувствовал себя Миша Сафронов бесприютным скитальцем. После расстрела родителей дед Федор очень боялся расправы и над детьми. И он решил «бежать». Бежать немедленно. Валюшки и Николки под рукой не оказалось. И дед ушел с Мишей. В «бегах» были долго. Благодаря замечательной профессии деда – он был отменным печником – у них всегда были кусок хлеба и крыша над головой.

В родные Березники вернулись уже после освобождения. Валюшка и Коля тоже выжили – нашлась все-таки добрая душа, приютила их. Всех троих дед Федор отдал в рыльский детский дом. Михаил Иванович до конца жизни помнил те вкусные булочки, которые дед каждую неделю приносил своим внукам из села. И это были солнечные минуты в пасмурной жизни ребятишек из детского дома военного времени. Хотя дети – на редкость великие оптимисты, они умеют удивляться и радоваться тому, что взрослые в повседневной жизни не замечают.

Во время этих воспоминаний на лице Михаила Ивановича появлялась по-детски счастливая улыбка, особенно, когда он говорил о пионерских линейках на зеленом дворике среди лип. Самое яркое воспоминание – это, конечно же, весть о том, что пришла долгожданная победа:

– Весна, раннее утро. Теплынь. Никогда еще так буйно не цвела сирень. Вбегает девчонка с ведром воды и начинает всех обливать с радостным криком: «Победа! Победа! Победа!». Мы стоим под этим «водопадом», как очумелые. И вдруг осознаем, что на самом деле произошло, выходим из оцепенения, достаем горн, барабан и без всякой команды воспитателей начинаем трубить и барабанить.

Для Михаила Сафронова это была не только победа советских войск над лютым врагом, из-за которого начались все его жизненные мытарства. Это была и его личная победа: 9 мая 1945 года десятилетний Миша Сафронов, внутренне почувствовавший себя гораздо взрослее, понял, что он стал человеком независимым и может сам выбирать свой путь. В этом, считал Михаил Иванович, и есть его счастье – ни от кого не зависеть, быть свободным.

Смыслом жизни стала иконопись, хотя в детстве рядом не было никого, кто мог бы говорить с ним об основах православной культуры.

– Судьба, наверное, – рассуждал Михаил Иванович. – Не случайно же я родился седьмого января. Вероятно, сам Господь определил мой путь.

Икона – особый вид искусства. В отличие от художника, пишущего картину, иконописец не создает ее – она воплощается через него в строгом соответствии с канонами иконописи, поэтому он обязательно должен быть глубоко верующим человеком. Именно вера, по словам самого Михаила Сафронова, и побудила его – московского художника – заняться иконописью и росписью церквей. Он называл это богоугодным делом.

Уголок внутреннего убранства Вознесенской церкви – роспись Михаила Сафронова

Первым храмом, в котором он расписал иконостас, была церковь апостола Филиппа в Новгороде. Позднее – церковь Петра и Павла в Казани. Расписывал он храмы в Москве и других городах России. А потом наступил в его жизни момент, когда он решительно покинул первопрестольную и возвратился на родную рыльскую землю, присмотрев себе домик в Слободке, куда мы и приходили всегда с радостью.

В это время в Рыльске как раз была близка к завершению реставрация Вознесенской церкви, построенной по завещанию и на средства известного морехода и одного из первооткрывателей Аляски Григория Шелихова. Она привлекает внимание своей архитектурой, поскольку являет собой редкий в наших краях шатрово-купольный стиль. Не менее впечатляет и внутренне убранство храма: роспись центрального купола и более семидесяти икон, заполнивших иконостас, – итог многолетнего труда Михаила Сафронова. Среди икон и написанный им образ болгарского святого Иоанна Рыльского Чудотворца. Его почитали в старину как небесного покровителя Рыльска, в котором на рубеже Х и ХI веков построили первый на Руси храм его имени.

– Егор, – тоже иконописец, живет и работает в Москве.– И внуки непременно будут заниматься иконописью, – не сомневался во время наших дружеских бесед Михаил Иванович. – Двое уже учатся в православной гимназии, малыши туда же пойдут.

Внуков у Михаила Ивановича на момент нашей последней встречи было четверо: Иван, Елисей, Илья и Арсений. Летом все приезжали в Рыльск. Купались в речке, варили с дедом уху, старшие уже засиживались в его мастерской. Когда все Сафроновы собирались вместе, Михаил Иванович вез своих домочадцев в Березники, к черному камню – чтобы знали и помнили…

И сам Михаил Сафронов мечтал быть похороненным у него, рядом с родителями. Но судьба распорядилась иначе. Практически никогда не жаловавшийся на здоровье, Михаил Иванович как-то поделился с нами тем, что его одолевает недуг.

– Что делать? – спрашивал он.

– В Москву надо ехать, – рискнула дать совет я. – Егор отвезет Вас в клинику к хорошим докторам…

– А, может, просто не обращать внимания на болезнь? Изгоню ее равнодушием к ней, – на его лице появилась вымученная улыбка…

Но болезнь не отступала, мешала работать. В конце концов, наш друг все-таки уехал в столицу, не подозревая о том, что больше уже никогда не вернется на рыльскую землю. Видимо, родные решили, что последний приют его должен быть там, а не у черного камня. Да и ушел он совершенно неожиданно для всех. Михаил Иванович собирался жить еще долго, и творческих планов у него было громадье. Наверное, на все – воля Провидения, «не властны мы в самих себе»…

В моей памяти Михаил Иванович Сафронов навсегда останется жизнелюбивым, оптимистичным, истинно талантливым человеком и настоящим другом, который с одинаковой искренностью радовался твоим успехам и огорчался в минуты печали.

Анна Белунова

Фото Станислава Герасименко

 

Читайте также