Василька фронтовые дороги

24 июля 2020

854

В нынешнем году мы отпраздновали 75-летие Великой Победы. Победы в той страшной войне, которая, по словам Константина Симонова, прошедшего через горнило ее испытаний, «…такой вдавила след/И стольких наземь положила,/Что двадцать лет и тридцать лет/Живым не верится, что живы…». К сожалению, осталось уже очень мало ветеранов – участников жестоких боев, насмерть стоявших на защите рубежей Родины. Но они – в нашей памяти. И сегодня мы рассказываем об одном из них.

В тот наш приезд в Капыстичи тогдашний глава сельсовета Владимир Вербин вручил ветерану юбилейную медаль в честь 70-летия победы на Курской дуге. Фото Станислава Герасименко

Несколько лет назад мы ехали в село Капыстичи знакомиться с ветераном Великой Отечественной войны участником Курской битвы Василием Алексеевичем Шершневым. А когда встретились и разговорились, выяснилось, что знакомы с ним уже давно. Я слушала своего приятного в общении собеседника, радовалась, что его глаза по-прежнему светятся огнем жизнелюбия, и вспоминала, как 30 лет назад, только что получив диплом журналиста, приехала в командировку в колхоз имени Куйбышева.

Хозяйство на общем фоне района не особенно блистало – входило в число середнячков. А вот полеводческая бригада Василия Шершнева славилась своими производственными показателями и считалась первой не потому, что это был ее порядковый номер, а потому что она была лучшей.

– Да-да, и я вас вспомнил, – улыбнулся Василий Алексеевич. – Жену у меня тоже Аннушкой звали. Может быть, припоминаете мою Анну Федоровну? Она телятницей в колхозе много лет работала. Я когда приехал в сорок шестом году домой в отпуск из Ужгорода и увидел ее на деревенской улице, так словно окаменел: до того она меня поразила своей красотой и статью. Вот только грустная была какая-то. Спрашиваю у соседа:

– Это чья ж такая барышня очаровательная?

– Не узнал? Анюта Климакова.

– А отчего печальная?

– Да брат у нее с войны не вернулся…

О чем бы мы ни говорили с Василием Алексеевичем, в нашу мирную беседу постоянно вторгалась война. Даже когда бывалый фронтовик смотрел на своего веселого шестилетнего правнука Степу, приехавшего погостить в старенький прадедушкин дом, он повторял, как заклинание: «Не дай бог им пережить то, что выпало на нашу долю»…

Перед войной Василий Шершнев окончил семилетку и готовился держать путь в столицу: его отец, Алексей Васильевич, мечтал, чтобы Василек поступил в ремесленное училище и «получил нужную для жизни профессию». Да Василию и самому хотелось повидать мир – нигде ведь, кроме родных Капыстичей, он за свои 16 лет еще не бывал.

– Вот только хлеб в колхозе убрать поможешь – и поедешь, – строил планы Алексей Васильевич.

Но все порушила война. И хотя прошло уже несколько десятков лет с тех пор, как она ворвалась в его светлый юношеский мир, бывалый фронтовик в мельчайших подробностях помнит первый и последний ее день, и все четыре года – такие длинные, что, казалось, они растянулись на четыре века. В самом ее начале защищать родную землю ушли отец и старший брат Михаил.

– Миша партизанил. Мы с ребятами-ровесниками тоже, было, сунулись в партизанский отряд, сформированный в брянских лесах, да нас не взяли, – Василий Алексеевич словно до сих пор был расстроен оттого, что «не сразу пришлось повоевать». – Да, рвались в бой. Мы же были воспитаны патриотами, а настоящий гражданин не может сидеть сложа руки в оккупации. Так мы и заявили командиру партизанского отряда товарищу Дроздову и попросили выдать нам винтовки, – продолжал свой рассказ ветеран. – А он вздохнул и ответил: «Нет, ребята, винтовки я вам не дам и в бой, под пули, вас не поведу – слишком молоды еще, а вот если сможете выполнить некоторые просьбы, буду благодарен».

– И вы как-то помогали партизанам?

– Чем могли: в соседние хомутовские села Алешню, Чупахино

Чупахино сбегаем – узнаем, кружатся там немцы или съехали, продукты кое-какие передадим в отряд, окопы рыли… А уж когда советские войска в сорок третьем вступили – тут мы воспрянули духом: пришел и наш черед – 18-летних – повоевать. Дальневосточная отдельная курсантская бригада пополнилась батальонами из курских ребят, влился сюда и партизанский отряд. Кстати, должен заметить, что армия наша пришла как раз вовремя. Чуток бы опоздала – и все: Капыстичи фрицы бы уничтожили, сожгли, как небезызвестную рыльскую деревню Анатольевку.

– Из-за партизан?

– Конечно! Они же не давали фашистам подремывать.

Помогали партизанам и назначенные немцами старосты – местные крестьяне. Правда, не все. Всего в селе их было трое: двое, по словам Василия Алексеевича, оказались людьми порядочными, «болеющими за Отечество, а третий – сволочью. Его потом наши расстреляли». Именно последний помогал немцам собирать местную молодежь для отправки в Германию. Угнать пытались 40 человек. Но староста Иван Михайлович Шевченко убедил немцев в том, что среди угоняемых есть заболевшие брюшным тифом и что инфекция стала уже распространяться. Как известно, тифа фашисты боялись больше, чем чумы, благодаря чему все юноши и девушки остались дома.

Свою долгожданную винтовку Василий опять-таки получил не сразу. Но все равно был безмерно счастлив, что помогает фронту «другим способом». К февралю сорок третьего наша армия уже выдержала столько испытаний, прошла сквозь такие огнедышащие сражения, что один только факт ее жизнестойкости уже вызывал большую гордость среди своих и вносил сильную панику в стан врагов. Но все-таки она поизносилась, проходя многокилометровые версты в жару, морозы и слякоть.

– Валенки у солдат дырявые, сапоги кирзовые разбиты, – сокрушался старый фронтовик. – А у меня ж отец сапожник знатный был. И я ему подсоблял, так что уже и самостоятельно мог сапоги сшить. Вот и начал обшивать армию.

– А материал где вы брали?

– У них все свое имелось. И сапожник свой был, да только не успевал он один такой большой объем работы выполнить – вот моя помощь как раз и пригодилась…

Сегодня местечко Воиновы Пруды в нашем районе славится как грибное место. Сюда, в хвойный лес за маслятами, приезжают и соседи-хомутовцы, и куряне, да и москвичи, в последние годы купившие немало домов под дачи в расположенных неподалеку отсюда Капыстичах. Но редко кто из них знает, какие страшные бои шли здесь весной сорок третьего.

– Фашистские изверги хотели взять нас психической атакой, – у ветерана войны при этих воспоминаниях дрожала израненная рука. – Шли со стороны Воиновых Прудов и орали так, что слышно было далеко окрест. Людей в Капыстичах, правда, уже почти не было – их эвакуировали во льговское село Деревеньки. Советская армия, пополнившая свои ряды партизанскими отрядами, в наше село врагов не пустила. Помню, был такой смелый пулеметчик Хасанов: подпускал шедших во весь рост фашистов поближе, а потом строчил… Много и наших солдат тогда полегло…

– Как в таком бою побороть чувство страха?

– А его и не поборешь. Знаете, как страшно умирать в 18 лет, когда только что начал нюхать порох, боевую подготовку толком не успел пройти?! Кормили нас, правда, в тот момент очень здорово. Доставал я свою походную миску и думал: может, сегодня в последний раз ем? Когда впервые услышал, как ударила «Катюша» и увидел небо в сплошном огне, мне показалось, что «мотор» в груди моей заглох. Но со временем ко всему привыкаешь: и к свисту пуль, и к разрыву снарядов. Невозможно привыкнуть только к тому, как на твоих глазах погибают товарищи…

Итак, дальняя военная дорога Василия Шершнева началась от родных Капыстичей через хомутовские села Юдовку, Романовку. Прорвали оборону у брянского городка Севска, обходя Рыльск, вышли на Глушково и далее держали путь на Украину. Днепр форсировали в районе Дарницы в ночь с 6 на 7 ноября. Было уже холодно – наступили первые заморозки. Переправлялись в основном на плотах, сделанных из деревенских плетней.

– Немец отступал и отстреливался как раненый остервенелый зверь, – рассказывал Василий Алексеевич. – В основном бил он из шестиствольных минометов. Но мы к тому времени уже были ребята бывалые, и нас ничем уже было не запугать. Переплыли Днепр. Подсаживая друг друга, взобрались на крутой берег, а потом в окопах сражались с врагом в рукопашную. И такая овладела нами ярость, что нисколько не страшен был нам этот лютый зверь. К тому же мы видели, что немец уже был сильно потрепан советскими войсками, и это тоже придавало нам сил в борьбе с ним. Поэтому по булыжной мостовой на Житомир мы шли, уже окрепшие духом. Фашисты перебросили сюда сотни своих мощных «тигров». Казалось бы: что против них наши «тридцатьчетверки»? А ведь выстояли же! К этому времени все поняли главное: наших солдат и офицеров, наш народ не сломить и не победить ни каким оружием!

Фронтовая дорога вела сержанта Шершнева все дальше на запад. Ранило его под украинской Шепетовкой, в кисть и в плечо. Пуля прошла навылет, кость не задела. В медсанбате перевязали, а бравый старшина подбодрил: «Василек, болячка твоя ерундовая. Держись! Скоро снова в бой». Василька это, действительно, поддержало. О какой больничной койке могла идти речь, когда с каждым днем приближалась победа? Да и «от ребят не хотелось отставать».

Шепетовка запомнилась Василию еще и тем, что здесь он был представлен к награде – медали «За отвагу». Вот как вспоминал об этом он сам:

– Оборвалась связь с полками. Нас с моим земляком Федором Самойловым послали ее наладить. Нашли обрыв, но в темноте потеряли нож – пришлось в ход пускать зубы, чтобы зачистить концы провода, изоляция которого оказалась такой крепкой, что у меня два зуба треснули, и кусочки посыпались. Но это мелочи по сравнению с тем, что связь все-таки была налажена.

Всю войну в полевой сумке Василия Шершнева лежала тетрадка, в которую он, как только выдавалась минутка, записывал, через какие города и села проходила их дивизия, как брали штурмом новые высоты. Но осенью сорок четвертого, когда уже воевали в Карпатах с бандеровцами, Василий «подхватил» тяжелую форму тифа. Очнувшись в госпитале, он первым делом попросил принести полевую сумку с тетрадкой и сильно расстроился, узнав от медсестры, что все его «имущество» сожгли: тиф – болезнь коварная.

По выздоровлении его ждала дальняя дорога через Польшу в Чехословакию, где война для него закончилась 13 мая 1945 года.

– Уже повсюду были слышны слова «победа», «мир», а здесь еще строчили пулеметы, под шквальным огнем орудий все еще гибли мои товарищи, – Василий Алексеевич вздохнул. – Очень большой ценой далась нам победа. Особенно, если учесть, что в первые годы нам и воевать-то не с чем было…

– А все-таки одержали победу в той страшной войне!

– Большое дело – стойкость, мужество русского и всех братских народов. Очень развито было чувство патриотизма. Подумать только: сорок третий год, идет война, а меня на Украине посылают на комсомольскую конференцию. Даже в такое время государство не забывало о воспитательной работе среди молодежи. В тылу героически трудились все, даже старики и подростки. Никогда не забуду лето сорок первого в нашей деревне: уже оккупировали Капыстичи немцы, но рожь на колхозных полях уродилась отменная, и люди, рискуя жизнью, убирали ее – жали серпами. «Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей» – поистине замечательные слова.

После войны сержант Шершнев демобилизовался не сразу – еще три года служил в Ужгороде. На поле брани остались его отец и брат. Дома Василька ждали мама, сестра и невеста.

– Вы, как только вернулись, сразу женились на своей Аннушке?

– Нет. Не мог же я ее привести в старенькую хатку! Сначала нужно было дом построить. Тракторов в колхозе, кроме двух стареньких ЧТЗ, тогда не было, лес возили на волах, на них же в основном и пахали. А когда пришли тракторы «НАТИ», мы вздохнули.

Людей в селе было много, трудились все на совесть, потому что были уверены: раз одолели такого сильного и коварного врага, то теперь заживем. В одной только нашей бригаде было 150 женщин-свекловичниц. Я был бригадиром и секретарем комсомольской организации колхоза. Молодежь в то время вся оставалась в селе. Мы сами и клуб построили. Жили скромно, но весело. В праздники – гуляния, наша самодеятельность во всей округе славилась.

С Аннушкой моей мы были очень счастливы. Она подарила мне двоих сыновей – Михаила и Алексея. Вот только рано покинула меня – сломила ее болезнь. Когда умирала, дала мне наказ: «Ты, Вася, не живи один. Женись на моей подруге Шуре. У нее муж умер, а женщина она работящая, доярка хорошая. Будете в старости поддерживать друг друга».

Он так и поступил, как велела ему Анна Федоровна. Но несколько лет назад умерла и Шура. Оставлять 88-летнего отца одного в деревне дети не решились. Михаил и Тамара (невестка) забрали его к себе в Курск. Василий Алексеевич как ветеран войны получил в этом городе однокомнатную благоустроенную квартиру в новом доме на проспекте Клыкова. В Капыстичи они все вместе приезжали летом – подышать родным воздухом – детство и юность Тамары и Михаила тоже прошли здесь. Внуки и правнуки также любят это красивое село, отдыхают на Сейме, ловят рыбу.

– Я могу сказать о себе, что человек я счастливый, – просиял Василий Алексеевич. – И родные мои обо мне заботятся, и государством я не забыт – без его помощи квартиру бы не получил. А домик мой, сами видите, ветхий. Только летом тут и можно пожить. Пенсию хорошую получаю. Здоровье подводит, но в мои годы уже грех на него жаловаться.

И все-таки ветеран погрустнел:

– Глазами бы все сделал, и голова у меня, слава богу, пока еще светлая, да вот остальная «матчасть» подводит, – кончиком платочка Василий Алексеевич вытер уголки глаз, убирая непрошенные слезы.

Кто знает: может быть, вспомнилась ему в этот момент далекая молодость и, как мгновение, промелькнула перед глазами вся его непростая жизнь…

Анна Белунова

 

Читайте также