В Мали ему снилась Россия…

Дом, в котором живет Геннадий Рыжов, даже не зная адреса, найти можно без проблем: любой встречный сможет объяснить, как к нему пройти. В Рыльске Геннадия Николаевича знает едва ли не каждый второй: кого-то учил, чьи-то дети у него учились, да и просто люди наслышаны об этом замечательном человеке. Его душевная доброта с одинаковой силой всегда притягивала к себе людей: и в далекой Мали, и в милом сердцу Рыльске.

В канун своего 70-летия он потерял друга. За те 30 с лишним лет, которые Кирюша жил в квартире Рыжовых, Геннадий Николаевич очень привязался к нему, привык к тому, что, завидев возвращающегося с работы хозяина, Кирюша восторженно докладывал Марии Павловне: «Гена, Гена!» – муж, дескать, твой пришел. А заметив, что «мсье Рыжов» отчего-то загрустил, старый друг начинал насвистывать «Катюшу». И вспоминались молодость, жаркая Африка и негритянские ребятишки, одержимые желанием выучить русский язык, несмотря на то, что давался он им с большим трудом.

Сам Геннадий с детства мечтал освоить французский язык. Но намеченную цель удалось достичь, только преодолев несколько этапов. Семья жила небогато, с фронта пришло скорбное известие об отце… Мать (агроном по профессии) решила, что самое лучшее для сына – после семилетки поступить в Рыльский сельскохозяйственный техникум. Последовав ее совету, Геннадий «выучился на механика», а потом в далеком Кемерово два года работал преподавателем в ПТУ.

Но расставаться с любимой мечтой не хотелось, и вскоре он поступил в Курский пединститут на литфак. Здесь неоднократно слышал комплименты преподавателей по поводу способностей в освоении иностранных языков. Это еще более укрепило его в своем желании, и он, оставив литфак на четвертом курсе, стал студентом инъяза.

Во время учебы получал Ленинскую стипендию, институт окончил с красным дипломом. Распределение получил в родной город, в среднюю школу №4. Буквально в первый же год о нем заговорили как об одном из лучших педагогов, его ученики становились победителями районных и областных олимпиад по французскому и немецкому языкам, которые он преподавал. А вскоре его пригласили в РОНО, предложив на выбор работу в качестве преподавателя в Африке, Азии или ФРГ.

– Я, конечно, хотел поехать в Германию, – жалеет Геннадий Николаевич о несостоявшейся командировке. – Интересно же было в то время посмотреть, как живут капиталисты. Но мои желания оказались запоздалыми, по сути выбора у меня не осталось, и я принял сделанное мне предложение поехать в республику Мали.

– Прошли тщательную для того времени проверку?

– Да, чуть ли не всю родословную изучали соответствующие службы – чтобы, как говорится, без сучка, без задоринки. В Москве получили необходимые инструкции. Правда, как вести занятия нас не учили, видимо доверяя нашему профессионализму. Предостерегали от разного рода тропических болезней, советовали, несмотря на жуткую жару, не ходить босиком, чтобы не быть укушенными экзотическими обитателями этой страны, тщательно мыть овощи, мясо варить не менее пяти часов.

В Африку Геннадий Рыжов отправился в 1975 году вместе с женой Марией и маленькой дочкой Наташей – несемейных преподавателей за границу выпускали неохотно, да и самим им жить без близких сложно было прежде всего в моральном плане. Первое, что запомнилось ему после 13 часов полета, – малийская столица Бамако встретила 50-градусной жарой и запахом тропических фруктов.

– Земля красная, люди черные и жуткая повсеместная нищета, – с горечью констатирует свои первые впечатления Геннадий Николаевич. – Жена, представив, что в таких условиях нам придется прожить три года, заплакала, да и я, честно говоря, поначалу загрустил. И только дочка радовалась, увидев необыкновенных по величине тараканов, разного рода ящериц. Жили рядом с нами и ядовитые змеи, что называется, «доставали» термиты – крупные, все пожирающие муравьи. В помещении невозможно было держать деревянную мебель – она уничтожалась этими зловредными существами. Поэтому столы, стулья, кровати были железными.

Но особенно одолевали малярийные комары, поскольку их укусы грозили крайне неприятным заболеванием – малярией. Люди бывалые посоветовали мне купить накомарник, чтобы таким образом укрываться от опасных насекомых ночью в постели, когда ты являешься для них наиболее доступной «добычей». На базаре негры, считавшие делом чести обмануть «белых лохов», взяли с меня втридорога, да еще продали при этом непригодный накомарник – пришлось покупать другой.

Впрочем, долго «наслаждаться» столичной жизнью жаркой африканской республики Рыжовым не пришлось. Их привезли в маленький городок Маркалу, где в лицее с 12-летним обучением Геннадий Николаевич должен был преподавать в старших классах русский язык, общаясь при этом со своими учениками на французском, поскольку он являлся официальным языком, а русский изучался как иностранный. Были здесь и преподаватели-немцы, китайцы, но 90 процентов учеников, по словам Геннадия Николаевича, выбирали русский язык. Возможно, еще и потому, что они питали особую любовь к России, куда можно было поехать и получить любое классическое образование и где «никто никогда не обижал негров».

Тем не менее, несмотря на прекрасное образование самого Рыжова, в совершенстве владеющего французским языком и неплохо знающего немецкий, африканские лицеисты хорошего преподавателя признали в нем не сразу, о чем, спустя десятилетия, он вспоминает не без юмора:

– Пишем диктант. Я диктую текст и чувствую какое-то недовольство среди моих учеников. И вот вдруг они открыто заявляют: «Мсье Рыжов, вы плохой преподаватель, потому что вы не знаете русского языка».

Спрашиваю: «Почему вы так решили?». Они «со знанием дела» объясняют: «До вас у нас преподавал мсье Дмитрий. Так вот он говорил четко: ко-ро-ва, мо-ло-ко, а вы диктуете: карова, малако – мы не знаем, какую букву нужно писать, мы вас не понимаем!». Но мне-то как раз все стало ясным: «мсье Дмитрий» – волжанин, поэтому и делал упор на «о». Мои объяснения по поводу того, что я пытаюсь донести до них литературную норму произношения, ученики не приняли. В растерянности я пошел к директору лицея, а тот сказал: «Я в этом ничего не понимаю, решайте проблему сами». Пришлось обращаться за помощью к Дмитрию. Он, спасибо ему, пришел на занятие, чтобы «доказать превосходство мсье Рыжова». После этого отношения с лицеистами у нас наладились, я даже почувствовал их уважение к себе.

Более того, Рыжова здесь полюбили. Лицеистам нравилось, что он интересуется жизнью их страны, обычаями, природой. Впрочем, интерес был обоюдным. Со временем его ученики с удовольствием читали книги на русском языке, которыми их снабжал учитель, живо интересовались тем, как живут его товарищи в Советском Союзе и говорили, что они тоже «хотят построить у себя социализм». Но между тем удивлять своего преподавателя они не переставали. Однажды, придя на занятие, он вздрогнул от неожиданного громкого приветствия:

– Бонжур, Ленин! – дружно и громко выкрикнули лицеисты, сделав ударение на последнем слоге.

Оказывается, вождь мирового пролетариата в то время считался у негров едва ли не вторым лицом после Бога. Проникшись чувством глубокого уважения к своему преподавателю, они решили, что ему будет очень приятно, если его назовут самим Лениным.

– Я, конечно, подходил по всем параметрам: лысоватый, рыжеватый и с бородкой, – от души смеется сегодня Геннадий Николаевич.

Уважением к русскому педагогу прониклись и малийские власти, чем объясняется его «карьерный рост» в этой стране: советник при министре, генеральный инспектор по русскому языку, подчинявшийся только здешнему министру просвещения. Кроме общепризнанного профессионализма, Рыжов подкупал малийцев простотой в общении, уважением их традиций, в том числе и религиозных (русский учитель обязательно снимал обувь перед входом в мечеть); не требовал (в отличие от других европейцев) в командировках во время обеда столовые приборы, не признававшиеся местным населением, всегда «подавал копеечку» нищим и негритянским ребятишкам, иной раз не просто пользовавшимся, но и злоупотреблявшим его добротой.

«Мсье Рыжова» уже настолько считали своим, что во время традиционного для них приветствия малийцы по привычке спрашивали и у него: «Как жена, как вторая жена, как бараны»? А потом сами же весело смеялись «удачной шутке». Словом, вместо трех Геннадий Рыжов прожил в Мали 7 лет.

«За содействие укреплению и развитию дружбы и сотрудничества с малийским народом, добросовестное отношение к труду, активную общественную работу» чрезвычайный и полномочный посол в Республике Мали Фазылов наградил его Почетной грамотой.

– Я постепенно привык и к здешним людям, и к непростым для европейского человека условиям, – говорит Геннадий Николаевич. – Правда, в последнее время пришлось жить одному – девчонки мои уехали домой: дочка должна была пойти в первый класс.

– Зарплата у Вас была хорошая?

– Нормальная. Если не шиковать, за три года можно было заработать на машину.

– А вы купили Кирюшу?

– Прекрасный был попугай породы жако. Они в домашних условиях могут жить до ста лет. А наш, к сожалению, умер рано – заболел совсем неожиданно. Знаете, я вообще не отношусь к хлюпикам, но когда это случилось, не мог сдержать слез. Кирюша, действительно, был моим другом, прекрасно понимал меня и даже говорил на моем родном языке… К тому же, с ним связана немалая часть жизни.

Жизнь между тем бежала. Дочка выросла, окончила вуз и, не найдя в 90-ые годы работу в Москве, вместе с мужем, выпускником МГУ, уехала за границу. У Рыжовых пятеро внуков.

– Несколько раз были мы у них в гостях, – рассказывает Геннадий Николаевич. – Двое старших мальчишек уже взрослые. Один – офицер, танкист, другой служит в авиации. Девочки и самый младший внук подрастают. В прошлом году встретиться нам помешала пандемия.

В родном городе Рыжовы живут в маленькой однокомнатной квартире с большой библиотекой, в которой – редкие экземпляры книг на русском и французском языках, собранные в течение долгих лет.

– В свое время мы могли бы вступить в жилищный кооператив – заработанные средства позволяли, но принимали туда по знакомству, которого у нас не было, – грустно вздыхает Геннадий Николаевич. – А потом оказалось, что и ни к чему уже – нас вдвоем и такое жилье вполне устраивает.

Вернувшись на родину, Геннадий Рыжов по-прежнему продолжал работать в школе №4. Его педагогический стаж насчитывает 43 года. Правда, часы французского (да и немецкого) языка (из-за невостребованности учащимися) постепенно все сокращали, и Геннадий Николаевич вынужден был пойти преподавателем в медучилище. Не потому, что они с Марией Павловной испытывали материальные затруднения. Просто без любимой работы он не мог. Летом еще дача выручает, где он «экспериментирует», выращивает разные сорта овощей. А что делать долгой зимой? Но годы летели, и наступило время, когда один из лучших рыльских педагогов ушел на заслуженный отдых.

Всегда ли приносила ему удовлетворение его педагогическая деятельность?

– У меня были разные ученики. Немало было способных ребят. Со многими до сих пор встречаемся, как с родными. Но не могу сказать, что в последние годы работы я был удовлетворен системой образования в целом, отношением к учебе детей и их родителей, – делится впечатлениями и опытом педагог. – Вспоминаю время, когда я, классный руководитель, приходил домой к неуспевающему ученику и родители становились на мою сторону. Мы вместе воспитывали этого ребенка. Теперь многие родители в проблемах их чад чаще винят учителей, а «чада» знают, что в любом случае «предки» будут на их стороне. И вот результат: как-то в 11-ом классе я прочитал текст на немецком языке о Робинзоне Крузо и Пятнице, написал на доске перевод незнакомых слов, а потом дал задание учащимся передать содержание текста на русском языке. Так они мне и поведали о том, что Робинзон Крузо встретил прекрасную негритянку Пятницу, влюбился в нее, а потом они поженились…

– Как Вы считаете: ЕГЭ в какой-то мере дисциплинирует ученика?

– Что касается самой формы, то я к единому государственному экзамену отношусь положительно, тем более, что хороший его итог дает возможность выпускнику школы из самой что ни на есть глубинки поступить в любой приличный вуз, в том числе и столичный.

– А что касается сути?

– С этим вопрос обстоит сложнее. Учеников ориентируют на тесты, которые «скорее всего, будут на экзамене», а в итоге материал, который, по некоей версии, не войдет в ЕГЭ, просто не изучается. Это недопустимо! И еще: у нас ЕГЭ – это всегда волнения, даже стрессы. А ведь должно быть наоборот. В Мали (еще в те времена) я, будучи инспектором, сам составлял тесты для ЕГЭ по русскому языку. Они никогда не повторялись, и никакой утечки информации не было. Говорю об этом совершенно ответственно: мы однажды, чисто по-русски, хотели помочь сыну одной женщины. Так вот даже на уровне министерства мы не смогли отыскать его работу – настолько все зашифровано. Чтобы этот экзамен действительно отвечал своему назначению, предстоит еще немало поработать.

– Геннадий Николаевич, вы никогда не пожалели о том, что выбрали профессию педагога?

– Ни в коем случае! Если «стереть случайные черты», это замечательная профессия…

Анна Белунова

Фото Станислава Герасименко