Афродита
Когда-то с бабушкой Дашей мы были соседями. Жили в старом неблагоустроенном доме по сути одной семьей. Квартиры – рядом. Запросто заходили друг к другу в любое время. А иной раз раздавался стук в стену – то был мне сигнал: «вызывает Дарья Андреевна». За чаем на кухне было рассказано и услышано столько много… А когда умерла моя мама, Дашуля (так ласково называли свою добрую соседку жильцы всех четырех квартир этого дома) с присущей ей удивительной чуткостью очень поддержала меня морально.
Потом жизненные обстоятельства сложились так, что мы разъехались, но друг о друге не забывали. Бабушке Даше уже за девяносто. У нее рано умерла единственная дочь, а внуки… У них своя жизнь. Узнав о том, что Дарья Андреевна попала в больницу, я, конечно же, поспешила ее проведать.
Едва подошла я к больничной палате, как дверь ее неожиданно распахнулась:
– Здравствуйте! Вы к нам? – меня пропускала собравшаяся выйти в коридор женщина.
Видно было, что возраст у нее преклонный, однако назвать ее старухой язык не повернулся бы. Невысокого роста, худенькая, аккуратно причесанная, она улыбалась так искренне, что сразу как-то посветлело на душе, словно в этот момент тебя пригрело солнышко. Обращала на себя внимание ее голова с тугим пучком волос. Их, когда-то иссиня-черные, посеребрила седина – будто кто, играючи, бросил в них горсть морозной пыли.
Поблагодарив женщину, я направилась к кровати моей дорогой Дашули, уже протягивавшей мне навстречу руки. Разбирая сумку, она с присущей ей материнской заботой делала мне «выговор»:
– Куда столько принесла?! Эх, лишь бы деньги выкинуть…
– Вам нужно быстрее выздоравливать, а для этого хорошо питаться.
– И особенно нажимать на фрукты? – засмеялась бабушка Дарья, и мы с ней обнялись, как родные, как это часто бывало и в прежние времена.
– Ладно, – сменила она гнев на милость. – Вместе с Фродей все поедим. А то к ней никто не приходит…
– Кто такая Фродя?
– Да вот же в дверях тебе встретилась. Это так ее ласково называют, а вообще-то ее Афродитой величать – имя какое-то диковинное…
А вскоре пришла и сама Фродя, и без всяких церемоний согласилась «разделить с Дашенькой трапезу»:
– Я и супчику съем, и блинчиков с удовольствием отведаю.
Мы разговорились, и так же легко, как она, похоже, вообще все делала, Афродита Петровна поведала мне историю своей жизни.
– Родилась я, милая, в нашем соловьином краю. Пятым ребенком в семье была. Маму-то мою при родах спасти не удалось – какая тогда медицина была… Забрал меня отец домой. Пришли соседи, спрашивают, чем помочь. А учитель наш местный и говорит: «Красивая у тебя, Петро, дочка. Прямо как сама богиня Афродита». И проникли отцу слова эти в душу. Правда, священник наш, отец Семен, сказал, что тут «пахнет язычеством». Но мой Петр Акимович хоть и был простым крестьянином, а характер имел твердый, настоял на своем. Так и осталась я Афродитой, по-домашнему – Фродей.
– Вы действительно красивая.
– Да теперь от прежней красоты, почитай, ничего уж и не осталось, – грустно вздохнула Афродита Петровна. – Вот только волосы: хоть и седые, зато густые. В мои-то 94 года…
Когда девочка подросла и узнала, как умерла ее мать, она твердо решила стать медработником, «чтобы спасать людей». Перед войной окончила курсы медсестер. А потом без всяких раздумий о том, что с ней станется, ушла на фронт. Не пускать, отговаривать ее было некому: отца к тому времени уже не стало, а старшие браться сами ушли воевать с врагом.
– На поле боя я словно заговоренная была, хоть и молиться за меня было некому, – задумчиво произносит Афродита Петровна. – Кого пуля трогала, а меня миновала. Скольких бойцов спасла, на себе вытащила! Но вот на Курской дуге и я получила очень тяжелое ранение.
Когда очнулась в госпитале, услышала, как переговаривались сестры: «Помрет, видать, девка. А хоть и выживет, счастья мало: без обеих ног, родить после такого ранения и перенесенной операции не сможет. Какому мужику нужна будет?».
В тот момент Фродя искренне пожалела о том, что осталась жива. Но после первых горьких слез и охватившего ее ужаса сказала себе, что так просто не сдастся: «Нет ног? Их заменят протезы. А насчет того, чтобы родить ребеночка – это мы еще посмотрим!».
«Списанная» Фродя после победы ждала возвращения своего любимого Макара так, как никогда больше в своей жизни никого не ждала. И он вернулся с войны целехоньким, красивым: огонь пожарищ не опалил его, вражеская пуля не царапнула. Но к Афродите, которой он, уходя на фронт, клялся в яблоневом саду в вечной любви, Макар не зашел ни в первый день приезда домой, ни на следующий. Он вообще стороной обходил ее покосившуюся хатенку…
И все-таки, наверное, не случайно этой простой сельской девочке при рождении дадено было имя богини. Она добилась, чтобы ей сделали «настоящие» протезы, научилась ходить на них, «выучилась на акушерку» и «до глубокой пенсии» работала в участковой больнице. Когда Афродита Петровна рассказывала, как непросто работалось в послевоенные годы, как приходилось принимать роды в экстремальных ситуациях, ее соседки по палате обратились в слух, забыв о собственных болячках:
– Один год такая снежная и морозная зима была! На улицу лишний раз старались не выходить. Да вот случилось так, что мне одной пришлось ехать на лошади в отдаленное село за роженицей. На обратном пути страшная метель началась – на расстоянии вытянутой руки ничего не видать! А Марья моя рожать начинает. Что делать? До больницы – еще добрый десяток километров, звать на помощь некого – разве что собак, а еще хуже – волков накличешь. Пришлось принимать роды прямо в поле, в санях. Слава Богу, все обошлось. Мальчика Александром назвали, а меня крестной взяли. Такой хороший парень вырос! Многих ребятишек мои рученьки приняли, – светло улыбается Афродита Петровна. – Это они теперь морщинистые, трясущиеся, а тогда сильными были. Я и всех восьмерых племянников своих приняла и вынянчила, – впервые за все время рассказа взгляд Афродиты затуманился от слез. Она пыталась сдержать их, улыбнуться, но у нее это плохо получалось.
– Поплачь, Фродечка, легче станет, – моя Дашуля сама расплакалась, и ее дрожащая рука потянулась в карман за платком.
Афродита справилась с душевной болью, от которой столько лет щемит ее сердце, и продолжала свой рассказ далее. Ее племянники выросли, у них появились свои дети. Их тоже вынянчили руки «бабы Фроди». Даже когда она уже совсем постарела, от нее все еще «была польза»: хорошая (как у ветерана войны) пенсия, да и вообще в ее доме всегда было что положить гостям в сумку.
Судьба хоть и лишила Фродю ног и возможности быть матерью, она не отняла у нее жизнелюбия. Хлопотунья с детства, Афродита и в преклонном возрасте продолжала обо всех заботиться. Искренне любила племянников и внуков, радовалась их успехам и огорчалась неудачам. Всезнающие соседи, бывало, смеялись: «Фродя, зачем тебе столько комплектов постельного белья? Замуж собралась?». А она дружелюбно отшучивалась: «Внучкам приданое готовлю».
Сама помощи ни у кого не просила. Ни материальной, ни физической. В свои девяносто лет одна убирала свой огород, сама переносила картошку в погреб. И овощи, и фрукты в саду выращивала, делала заготовки на зиму. А потом с радостью все отдавала родственникам в город – самой-то ей немного надо было.
Однажды к Афродите Петровне наведалась давно не приезжавшая Аллочка – жена племянника Бориса. Она «поведала старушке», что той как ветерану войны положено благоустроенное жилье.
– Квартиру в городе со всеми удобствами получишь, а тут, в деревне, будет дача, – все разложила по полочкам Аллочка.
– Большая квартира-то?
– Однокомнатная. Да тебе хватит!
– Разве ж я о себе думаю?
Словом, стала Афродита Петровна городским жителем. Условия хорошие: печку топить не надо, ванна есть… Говорят, к хорошему привыкают быстро, а вот Фродя все тосковала по родному дому, садику и огороду.
– Сроду я не болела, а тут словно клещами сердце мое сжали, – говорит она. – Аллочка сразу примчалась, подхватила меня, привезла в больницу… Никто ко мне за время болезни не пришел, не проведал. Но я никогда ни на кого не обижалась: все же заняты своими делами. Пришло время мне выписываться. Звоню родным – ни у кого телефон не отвечает. Но потом все-таки дозвонилась до внучка одного:
– Кирюша, меня из больницы забрать надо.
– А куда тебя везти, ба?
– Домой, в мою квартиру.
– Так нет ее у тебя, – как-то весело ответил мне внук.
– Как нет?
– Продали. Деньги между родственниками разделили. И еще там в шкафчике у тебя 100 тысяч были припрятаны, так мы их взяли на ремонт своей квартиры.
– А меня куда ж теперь?
– В дом для престарелых оформили.
– И вы больше так и не перешагнули порог своей квартиры? – спрашиваю я.
– Так там уже чужие люди жили, покупатели.
– Вы какие-нибудь бумаги подписывали?
– Да, что-то мне Аллочка давала на подпись, но она сказала, что это «чистая формальность» по оформлению моего жилья. Кирилл приехал на машине, забрал меня из больницы и отвез прямо к месту назначения. А на прощанье сказал, чтоб я откладывала ему денежки из пенсии на ремонт его «тачки». Я и старалась откладывать, крепилась изо всех сил, да только вот возраст напоминает о себе болячками. Опять попала в больницу…
Афродита Петровна рассказывала обо всем спокойно, без эмоций, ни один мускул в лице ее не дрогнул. Только в глазах стояла неизбывная тоска. Я даже растерялась: какие слова нужно найти, чтобы утешить ее? Словно уловив ход моих мыслей, она посмотрела на меня мудрыми глазами человека, прожившего непростую жизнь, грустно улыбнулась:
– Перегорела моя душа, милая. И даже пепел уже не тлеет – остыл.
– Как же вы дальше жить будете?
– Да сколько тут уже осталось! И потом, я так рассудила: мне все равно в той городской квартире одиноко было, а в доме престарелых, среди людей, мне хорошо. Вы вот, наверное, не знаете, что самое важное для пожилого человека?
– Что?
– Общение. Одинокая старость – это самое неприятное из всего, что с человеком может случиться. Я вот тут подкопила из остатков пенсии деньжат немножко. Завтра за подарочком ко дню рождения внучок Виталик должен подъехать…
Мы тепло попрощались. А через день я вновь пришла проведать свою Дарью Андреевну, припася гостинцы и для Афродиты Петровны. Когда мой взгляд упал на ее пустую кровать, бабушка Даша заплакала.
– Что случилось?..
– Пришел вчера к Фроде внук и прямо с порога: «Ба, давай деньги». А сам хоть бы одну мандаринку принес. Фродя денежки ему отдала, он и ушел. А мы еще долго разговаривали. Потом пожелали друг другу спокойной ночи. Она, когда ложилась, улыбнулась так умильно, вроде как счастья какого ожидала.
А утром в палате проснулись все, кроме Афродиты…
Имена героев этой истории по понятным причинам изменены, но сама она – подлинная. И рассказали мы ее потому, что сегодня жизнь особенно испытывает нас на стойкость. Именно сейчас, может быть, наиболее важно не забывать о своих близких, чаще интересоваться, какая помощь им нужна. Понятно, что у всех – работа, свои неотложные дела. Но все это как раз можно отложить ради того, чтобы не оставить наедине с бедой человека, так много для тебя сделавшего. К сожалению, мы порой поздно понимаем, что нет ничего на свете дороже человеческой жизни…
Анна Светлова